И про дружка я всем поведать рада.
Я хороша, а жизнь моя уныла:
Мне муж не мил, его любовь постыла.
Мне верен друг, и ждет его награда.
Я хороша, а жизнь моя уныла.
Мне муж не мил, его любовь постыла.
В любви к дружку с собой не знаю слада,
Так сердце мне она заполонила!
Я хороша, а жизнь моя уныла:
Мне муж не мил, его любовь постыла.
Неплох напев, и хороша баллада.
Я хороша, а жизнь моя уныла:
Мне муж не мил, его любовь постыла.
За песню мне нужна теперь награда.
Я хороша, а жизнь моя уныла:
Мне муж не мил, его любовь постыла.
Пускай везде, не нарушая лада,
Поют о том, кого я полюбила!
Я хороша, а жизнь моя уныла:
Мне муж не мил, его любовь постыла.
* * *
Отогнал он сон ленивый,[9]
Забытье любви счастливой,
Стал он сетовать тоскливо:
— Дорогая, в небесах
Рдеет свет на облаках.
Ах!
Страж кричит нетерпеливо:
«Живо!
Уходите! Настает
Час рассвета!»
Дорогая! Вот бы диво,
Если день бы суетливый
Не грозил любви пугливой
И она, царя в сердцах,
Позабыла вечный страх!
Ах!
Страж кричит нетерпеливо:
«Живо!
Уходите! Настает
Час рассвета!»
Дорогая! Сколь правдиво
То, что счастье прихотливо!
Вот и мы — тоски пожива!
Ночь промчалась в легких снах
День мы встретили в слезах!
Ах!
Страж кричит нетерпеливо:
«Живо!
Уходите! Настает
Час рассвета!»
Дорогая! Сиротливо
Я уйду, храня ревниво
В сердце образ горделивый,
Вкус лобзаний на устах, —
С вами вечно я в мечтах!
Ах!
Страж кричит нетерпеливо:
«Живо!
Уходите! Настает
Час рассвета!»
Дорогая! Сердце живо —
В муке страстного порыва —
Тем, что свет любви нелживой
Вижу я у вас в очах.
А без вас я — жалкий прах!
Ах!
Страж кричит нетерпеливо:
«Живо!
Уходите! Настает
Час рассвета!»
* * *
Боярышник листвой в саду поник,
Где донна с другом ловят каждый миг:
Вот-вот рожка раздастся первый клик!
Увы, рассвет, ты слишком поспешил...
— Ах, если б ночь господь навеки дал,
И милый мой меня не покидал,
И страж забыл свой утренний сигнал.
Увы, рассвет, ты слишком поспешил...
Под пенье птиц сойдем на этот луг.
Целуй меня покрепче, милый друг, —
Не страшен мне ревнивый мой супруг!
Увы, рассвет, ты слишком поспешил...
Продолжим здесь свою игру, дружок,
Покуда с башни не запел рожок:
Ведь расставаться наступает срок.
Увы, рассвет, ты слишком поспешил...
Как сладко с дуновеньем ветерка,
Струящимся сюда издалека,
Впивать дыханье милого дружка.
Увы, рассвет, ты слишком поспешил! —
Красавица прелестна и мила
И нежною любовью расцвела,
Но, бедная, она невесела, —
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!
* * *
Глядя на зелень лугов[10]
И на цветенье граната,
Грустью раздумий и снов,
Мукой любви я объята.
Скорбь за мечту мою плата,
Удел мой таков...
Сердце любовью разъято
Без острых клинков!
Ах!..
Плачу всю ночь напролет.
Чуть позабудусь дремою,
Сон как рукою сметет:
Мнится, мой милый со мною.
Что ж он порою ночною
И въявь не придет?
Боже, пред ночью одною
Все муки не в счет!
Ах!..
Встретить любовь и не жди,
Если ты к ней не готова
И безразлично почти
Любишь того иль другого.
Верность — не праздное слово!
Нигде не найти
Верного сердца такого,
Как в этой груди.
Ах!..
Если доныне дружка
Донна еще не любила,
То не страдала пока.
Все ж и на муки есть сила.
Их бы любовь приносила,
Но помощь легка:
Их бы любовь исцелила.
О ней — и тоска!
Ах!..
Будь же ты сметлив и скор —
Утром, гонец голосистый,
К другу во весь ты опор
Мчись по дороге росистой.
Спой о любви моей чистой,
Ему не в укор:
Верю в его неречистый
Со мной уговор.
Ах!..
Кто под мой полог душистый
Крался, как вор,
Тот моей нежности истой
Пленник с тех пор!
Ах!..
* * *
Желаньем петь я вдохновен
О том, как горем я согбен:
Не к милым доннам в Лимузен[11] —
В изгнанье мне пора уйти!
вернуться
«Отогнал он сон ленивый...» — «Альба», или «песнь рассвета», также относится к числу жанров, близких к народной поэзии. Ситуация, рисуемая альбой, характерна для рыцарской любви. Феодальный брак был откровенной политической сделкой: принимались во внимание интересы сюзерена, интересы содружества вассалов, но никак не личные чувства будущих супругов. Поэтому «первая появившаяся в история форма половой любви, как страсть, и притом доступная каждому человеку (по крайней мере из господствующих классов) страсть, как высшая форма полового влечения, — что и составляет ее специфический характер, — эта первая ее форма, рыцарская любовь средних веков, отнюдь не была супружеской любовью. Наоборот. В своем классическом виде, у провансальцев, рыцарская любовь устремляется на всех парусах к нарушению супружеской верности, и ее поэты воспевают это. Цвет провансальской любовной поэзии составляют «альбы» (albas), по-немецки песни рассвета. Яркими красками изображают они, как рыцарь лежит в постели у своей красотки, чужой жены, а снаружи стоит страж, который возвещает ему о первых признаках наступающего рассвета (alba), чтобы он мог ускользнуть незамеченным...» (Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства. — К. Маркс и Ф. Энгельс. Собр. соч., т. 21, изд. 2-е, с. 72-73).
В публикуемых альбах говорится о тайном ночном свидании возлюбленных, которые должны будут расстаться на заре. Сетования по поводу расставания вкладываются в уста «друга», либо об этом говорит «донна». В соответствии с законами жанра, в припеве (рефрене) непременно фигурирует слово «рассвет».
вернуться
«Глядя на зелень лугов...» — Стихи эти близки «песням о разлуке», бытующим у разных народов; интересен назидательный характер некоторых строк («Верность — не праздное слово...»). Голосистый гонец — жонглер, которому дама поручает спеть возлюбленному сочиненную ею песню. Жонглерами называли исполнителей поэм, в отличие от трубадуров — создателей поэтических текстов. Жонглеры должны были уметь исполпять длинные эпические произведения, дрессировать животных, демонстрировать различные фокусы. Они пользовались меньшим уважением, чем трубадуры, чей статус часто приближался к статусу служилого рыцарства, не говоря уже о тех случаях, когда в качестве трубадуров выступали знатнейшие вельможи.
вернуться
Лимузен — область средневековой Франции, также входившая в феод Гильема IX. Соответствует современным департаментам Коррез и Верхняя Вьенна; главный город — Лимож.