С просьбой пришел я — меня отпустить,
Вот и порвется последняя нить.
ПЕЙРЕ РАЙМОН{34}
* * *
Знаю, как любовь страшна,[162]
Дротиком ее пронзен.
Скоро ль буду исцелен?
Рана-то, болит она!
Знаю, помощь мне нужна.
Врач один бы исцелил, —
Сам я стоны подавил,
Рану от него скрывая.
Я глупец! Моя вина,
Что я гибнуть осужден:
Немотой я поражен
Перед Донной, что одна
Исцелить меня должна, —
Врач сей так меня пленил,
Так меня ошеломил,
Что пред ним дрожу всегда я.
Будь решимость мне дана,
Я из дальних бы сторон
К той, кем в рабство обращен,
Кем душа моя полна,
Полз без отдыха, без сна,
Руки бы пред ней сложил,
Пренебречь молвой молил,
Милосердья ждал, рыдая.
Донна, вами издавна
Лучший цвет добра взращен,
И, не увядая, он
Всюду сеет семена.
Сердцем предан вам сполна,
Наш союз я б свято чтил.
Как бы он прекрасен был, —
Что пред ним Ландрик и Айя![163]
А молва, что так жадна
Знать, в кого и кто влюблен,
Будет — чести чту закон! —
Неудовлетворена!
Тайну скроет пелена:
Я бы всех перехитрил,
Даже ложь себе простил,
Толкам пищи не давая.
ЭЛЬЯС КАЙРЕЛЬ{35}
* * *
— Сеньор Эльяс Кайрель, задать
Хочу я вам вопрос такой:
Скажите, лживости людской
Не поддаваясь ни на пядь,
Зачем вы песни прежние забыли
И от меня вы сердце отвратили?
Ведь с вами я такая ж, как была,
Вам отказать ни в чем бы не могла.
— Нет, донна Изабелла,[165] стать
Успели вы совсем другой,
Вы прежде щедрою рукой
Мне честь умели воздавать.
Мои вам песни радость приносили
И столь искусно вас превозносили,
Но замолчит жонглерская хвала,
Коли наград она не обрела.
— Сеньор Кайрель, что тут сказать!
Признаться, вижу я впервой,
Чтоб обернулась лишь игрой
Сердечной дружбы благодать.
Жаль, всех других я остеречь не в силе:
С моих же слов вас слишком полюбили.
А донну славят лишь ее дела, —
Вы не нужны мне! Все я поняла!
— Что ж, Донна! Песней оглашать
Не стану пышный ваш покой.
Но на душе моей покой:
Себя не жалко мне лишать
Своих заслуг неоцененных или
Всех тех наград, какими обходили...
Другая донна чванство отмела,
Не встречу в ней коварства или зла.
— Сеньор, легко вас разгадать!
К чему пустых упреков строй!
К чему обид притворных рой!
Ну что ж! Не стану вас держать —
Идите же, коль песни вам постыли,
В свой монастырь, где прежде дни влачили.
Я с просьбой к Иоанну[166] бы вошла,
Чтоб вас опять обитель приняла.
— Мне, Донна, не к лицу вкушать
Свой хлеб в обители святой, —
Вот вам о суете мирской
Пора под старость забывать...
Нет, клевещу бесстыдно! Но не вы ли,
Жестокая, мне душу истомили?
Прекрасней вас земля не создала,
Но как меня обида извела!
— Сеньор Эльяс, вы так и не открыли,
Какой подруге сердце подарили?
Добиться милой я б вам помогла,
Когда и вправду столь она мила.
— Нет, Донна, нет! Уста бы всё сгубили,
Когда бы имя это возгласили!
Боюсь молвы, молва людская зла, —
И страсть моя во глубь души ушла.
БЕРТРАН КАРБОНЕЛЬ{36}
* * *
Господь велел, чтоб Ева и Адам[167]
Не устыдились сопрягать тела
И чтоб любовь такая перешла
Ко всем от них рожденным племенам.
Адам — наш корень. Дерево цветет,
Коли от корня жизнь к нему течет,
И днесь, тела влюбленных сочетая,
Творится воля господа святая!
ДАУДЕ ДЕ ПРАДАС{37}
* * *
Сама Любовь приказ дает,
Чтоб всем я в песне рассказал,
Сколь много от Любви стяжал
И как ей воздаю почет.
Во исполненье сих велений,
А также в честь красы весенней,
Я описать для вас решаю,
Какие радости вкушаю
(Не расставаясь и с мечтой,
Для сердца моего святой).
вернуться
162
«Знаю, как любовь страшна...» — В этой широко известной кансоне поэт использует формулу «любовь — болезнь», один из древнейших образов мировой поэзии.
вернуться
165
вернуться
166
вернуться
167
«Господь велел, чтоб Ева и Адам...» — В этом тексте Карбонель выказывает себя сторонником «ереси», официально осужденной христианской церковью: с точки зрения церкви, со времени «грехопадения» Адама и Евы все люди «зачинаются во грехе».