* * *
В моей любви — поэзии исток,
Чтоб песни петь, любовь важнее знанья,—
Через любовь я все постигнуть мог,
Но дорогой ценой — ценой страданья.
Предательски улыбкой растревожа,
Влекла меня любовь, лишь муки множа.
Сулили мне уста свое тепло,
Что на сердце мне холодом легло.
Хоть жалость и не ставится в упрек,
Но не могу сдержать свое роптанье:
Ведь не любя жалеть — какой тут прок?
Чем медленной, тем горше расставанье.
Нет, в жалости искать утех негоже,
Когда любовь готовит смерти ложе.
Так убивай, любовь, куда ни шло,
Но не тяни — уж это слишком зло!
Смерть жестока, но более жесток
Удел того, кто жив без упованья.
Как грустно брать воздержности урок
Из милых уст, расцветших для лобзанья!
За счастья миг я все бы отдал, боже,—
Чтоб жизнь опять на жизнь была похожа
(Лишь сердце бы сомнение не жгло,
Что пошутить ей в голову пришло).
Меня в беду не Донны нрав вовлек,—
Сам виноват! Я сам храню молчанье,
Как будто бы, дав гордости зарок,
О днях былых прогнал воспоминанье.
Меж тем любовь одна мне в сердце вхожа,
В нем помыслы другие уничтожа.
Безумен я — немею, как назло,
Когда молчать до боли тяжело!
Она добра, и дух ее высок,
Я не видал прекраснее созданья,
И прочих донн блистательный кружок
С ней выдержать не в силах состязанья.
Она умна не меньше, чем прпгожа,
Но не поймет меня по вздохам все же,—
Так что ж тогда узнать бы помогло,
Как властно к ней мне душу повлекло?
Но я судьбой еще наказан строже,
С той разлучен, что мне всего дороже.
Ах, и в тоске мне стало бы светло,
Лишь бы взглянуть на светлое чело!
И в Арагон шлю эту песню тоже.
Король, вы мне опора и надежа,
Да ваших дел столь выросло число,
Что в песню бы вместиться не могло.
* * *
Зря — воевать против власти Любви!
Если в войне и победа видна,
Все же сперва нас измучит война.
Лучше на бой ты Любовь не зови.
Войны несут — их жестоки повадки —
Мало добра, а страданья — в достатке.
Мучит тоскою Любви маета,
Но и тоска так светла и чиста!
Счастлив, кто знал даже скорби Любви,—
Скорби глубоки, но счастье без дна!
Радость утех над тоской взнесена,
Стоны глушит ликованье в крови.
Что же скрывать? Не играю я в прятки:
Мучит Любовь, но мученья нам сладки.
Вот почему, хоть мечта и пуста,
Нам дорога и такая мечта.
Не сосчитать всех даяний Любви!
Речь дурака стала смысла полна,
А в подлеце снова честь рождена,
Злой подобрел — хоть святым объяви,
Скаредный — щедр, и мерзавцы не гадки,
Скромен гордец, робкий — смел без оглядки.
Жизнь не собой лишь одной занята,
С жизнью другой воедпно слита.
Верно, не зря послужил я Любви
(Впрочем, теперь поскупее она!):
Чести закон я усвоил сполна,—
Ну-ка, и честь без Любви наживи!
Были во мне и дурные задатки,—
Но позабыл я былые ухватки.
Стала близка мне и слов красота,
Песню Любовь мне вложила в уста.
Донна! И вам, и высокой Любви
В песне хвала неспроста воздана.
Что я без вас? Вами песня сильна —
Значит, певец, благодарность яви!
Мысли, слова в благозвучном порядке
Ваши хранят на себе отпечатки
(Ваша ко мне возрастет доброта —
Будет хвала выше звезд поднята).
Песня, плыви, восхваленьем Любви,
Прямо к тому, кем германцев страна
Прежде всех стран и горда и славна,—
К Фридриху ты, моя песня, плыви!
Щедр он, могуч, смел в атаке и схватке,
Да и в любвн — благородной он складки.
Пусть суетой занята мелкота,
Подвиги славные не суета.
Донна! Тут хитрой не нужно догадки!
Ночью и днем я горю в лихорадке.
В вашей красе — всех красот полнота.
Здесь я навек! И разгадка проста...
АЙМЕРИК ДЕ ПЕГИЛЬЯН И ЭЛЬЯС Д' ЮССЕЛЬ
* * *
— Эльяс, ну как себя держать
С той, без кого мне счастья нет?
Она взяла с меня обет —
Когда с ней буду возлежать,
Желанья пылкие сдержать,
А лишь прижаться потесней
Да тихо целоваться с ней,—
И вот позволила прийти!
Могу ль обет не соблюсти?
— Что ж, Аймерик, тут рассуждать!
Вам случай упускать не след.
Ведь вы, мой друг, не старый дед —
Как можно с донной лечь в кровать
И наслажденья не урвать!
Нет, не такой я дуралей:
Любовь обетов всех сильней.
А клятва станет на пути —
Нарушу, господи прости!
— Эльяс, ведь я не плут, не тать.
Даете вы дурной совет,—
Повергнет он в пучину бед!
Тем, кто готов ему внимать,
Любви вовеки не понять.
А клятве изменив своей,
Ни в Донне, ни в царе царей
Мне милосердья не найти.
Нет, против клятвы не пойти!
— Но, Аймерик, зачем опять
Нести бессмыслицу и бред!
Какой же в этом будет вред —
Свою красавицу ласкать
И невзначай добычу взять?
Потом, изволь, хоть слезы лей,
Плыви за тридевять морей,—
Святую землю посети
И отпущенье обрети.
ПИСТОЛЕТA
* * *
Мне б тыщу марок звонким серебром,
Да и червонцев столько — но беда,
Амбары бы с пшеницей и овсом,
Коров, баранов и быков стада,
В день — по сту ливров, чтобы жить широко,
Да замок бы, воздвигнутый высоко,
Да порт — такой, как любят моряки,
В заливе, при впадении реки.
Но мудрость Соломонову притом
И здравый смысл мне б сохранять всегда,
А давши слово, вспоминать о нем,
Когда придет для дела череда;
Вовек не ведать скупости порока,
Чтоб рыцари не слали мне упрека,
Не пели бы жонглеры-шутники,
Что не видать щедрот моей руки.
Вот стать бы мне красавицы дружком,—
Да чтоб была мила и не горда!
Мне б сотню рыцарей, они б верхом
За мною вскачь неслись туда-сюда,
Блестя бронею и с мечом у бока —
В вооруженье я, признаться, дока!
Да и купцы б везли ко мне тюки —
Тюки бы скоро делались легки!