Кто пропитанья ищет день за днем,
Униженно, сгорая со стыда,
Тех бы созвать к себе в богатый дом
Пусть не гнетет их горькая нужда,—
Кормить их сытно до любого срока,
А платы с них не требовать жестоко.
Одна помеха — грезам вопреки,
Доходишки мои невелики!
Зато уж вам, любовию влеком,
Я, Донна, отдал сердце навсегда,
А будь я всемогущим королем,
Весь мир принадлежал бы вам тогда.
Но я и так прославлю вас далёко,
При всех дворах, до самого Востока.
Вам посвящу все песни, до строки,
О мой источник счастья и тоски!
СОРДЕЛЬ
* * *
Не мудрено, что бедные мужья
Меня клянут. Признать я принужден:
Не получал еще отказов я
От самых добродетельных из донн.
Ревнивца склонен пожалеть я вчуже:
Женой с другим делиться каково!
Но стоит мне раздеть жену его —
И сто обид я наношу ему же.
Муж разъярен. Да что поделать, друже!
По нраву мне такое баловство —
Не упущу я с донной своего,
А та позор пусть выместит на муже!
ПЕЙРЕ ГИЛЬЕМ И СОРДЕЛЬ
* * *
— Сеньор Сордель! Так вы опять
Графиню стали осаждать?
С Блакацем вместе вам страдать!
Ведь он, я слышал, ей одной,
Прием встречая ледяной,
Обязан ранней сединой.
— Пейре Гильем! Всевышний, знать,
Чтоб горестям меня предать,
Задумал ей красу придать
Превыше всей красы земной!
Коль умысел таю дурной —
Болтаться мне в петле тугой!
— Сеньор Сордель, как странны вы!
Досель не слышал я, увы,
Чтоб были чувства таковы.
Молва гласит: кто полюбил,
Тот счастья с донной не вкусил,
Коль с нею ложе не делил.
— Пейре Гильем, что суд молвы!
Нет, без мечты сердца мертвы.
Я счастлив выше головы,
Что в ней доверье пробудил,
А взгляд ее мне все б затмил,
Когда бы лаской подарил.
— Сеньор Сордель, в ваш скромный нрав,
Быть может, и поверит граф,
Но, осторожность потеряв,
Как бы не каялся затем!
У вас, простите, кое с кем
Уже так вышло между тем!
— Пейре Гильем, как был я нрав,
Врага любви в вас угадав!
Ведь, помня вежества устав,
Граф должен быть и глух и нем
И мирно спать. Да и зачем
То, что сокрыто, видеть всем!
— Насчет супруга буду нем,
Но все ж готовьте щит и шлем!
— Любовь чревата тем да сем,
Но я не отступлю, Гильем!
СОРДЕЛЬ
* * *
Передаст эта песня под струн перезвон
Смертный плач по Блакацу — души моей стон.
Мне не только сеньором, мне другом был он.
Был закон его сердца — отваги закон,
Так для сердца его — никаких похорон!
Его сердца вкусить должен каждый барон.
Чтоб к отваге Блакаца он был приобщен,
Если сам он в отважных делах не силен.
Прежде всех его сердца вкусить надлежит
Императору римскому: он норовит
Взять Милан, да, увы, с немчурою разбит.
Враг меж тем всю страну его растеребит.
И французский король пусть отваги вкусит:
Проворонил Кастилью — отбить не вредит!
Он бы рад, но мамаша ему не велит,—
Из мамашиных рук до сих пор он глядит.
Да вкусил бы отваги король англичан.
Робкий нрав был ему от рождения дан,—
Вот французский король и пошел на обман,
Захватил его земли, негадан, неждан.
А Кастилец двойною короной венчан,—
Значит, дважды вкусить и отваги он зван,
Но тайком,— ведь иначе владыка двух стран
От клюки материнской потерпит изъян.
Пусть король арагонский, отважнее став,
Королевских своих добивается прав:
Тот позор, что узнал он, Марсель потеряв,
Можно смыть, лишь обратно Марсель отобрав.
А наваррский стал трусом, забвенью предав,
Сколь он смелым был раньше — тогда еще граф
Так карает господь, даже властью взыскав!
Плох король, если он только властью и прав.
И тулузскому графу, уж верно, не грех
Запасаться отвагой, да более всех.
Он владенья свои отдает без помех,
А потом не заштопаешь этих прорех!
Провансальский же граф, ои — и горе и смех! —
С перепугу творит за огрехом огрех:
Без отваги воитель — презреннее всех,
Ни себе, ни другим не приносит утех.
Ненавидят меня у властителей тех.
Это значит — стяжал обличитель успех!
РИГАУТ ДЕ БАРБЕЗЬЕУ
* * *
На землю упавший слон
Поднимается опять,
Если крик вокруг поднять,—
Я, как слон, свалившись с ног,
Без подмоги встать не мог.
Такой проступок мною совершен
И так мне душу угнетает он,
Что двор Пюи осталось мне молить,
Где есть сердца, способные дружить:
Пусть к милосердью громко воззовут
И снова встать мне силы придадут.
Коль не буду я прощен,
Счастья мне уже не знать!
С песнями пора кончать,—
Спрячусь, грустен, одинок,
В самый дальний уголок.
Кто Донною сурово отстранен,
Тому вся жизнь — лишь труд, лишь тяжкий сон,
А радость может только огорчить:
Я не ручной медведь, чтоб все сносить,
Терпеть, когда тебя жестоко бьют,
Да и жиреть — коль есть тебе дают!
Может, мой услышав стон,
И простят меня, как знать?
Симон-маг Христу под стать
Вознестись хотел, но бог
Грозный дал ему урок:
Господней дланью тяжко поражен,
Был Симон-маг за дерзость посрамлен.
И я был тоже дерзок, может быть,
Но только тем, что я посмел любить.
Не по грехам: бывает грозен суд,
Так пусть со мной не столь он будет крут!