Но каким образом сложилась поэзия трубадуров, сыгравшая такую выдающуюся роль в культурной истории Европы? У нас есть основания полагать, что она многим обязана поэзии народной. Ведь не раз к этому животворному источнику обращалась литература разных народов и разных эпох. К фольклорной традиции восходит, видимо, «весенний запев», встречающийся в провансальских кансонах. Со свадебными, хороводными песнями и обрядами связан жанр альбы. К жанрам народного происхождения можно отнести пасторелу и балладу, в которой нередко встречается рефрен, распространенный в народной хоровой лирике. Только, конечно, в изысканных творениях трубадуров фольклорные элементы подчинялись требованиям куртуазной эстетики. Не могли пройти трубадуры мимо латинской средневековой поэзии, как светской, так и духовной. Иногда в их песнях слышится лукавая интонация вагантов (монах из Монтаудона, Дауде де Прадас, Карбонель).
Вероятно, и древнеримская поэзия привлекала их внимание. Ведь античная литература никогда полностью не исчезала из культурного обихода средневековой Европы, а в XII—XIII веках интерес к ней заметно возрос. В Провансе в то время следы античной цивилизации встречались на каждом шагу. Еще и сейчас там можно увидеть античные мосты, акведуки, триумфальные арки, амфитеатры и храмы. Фасады ряда церквей, воздвигавшихся в XI—XII веках, напоминают сооружения классической древности. Например, римскую триумфальную арку напоминает фасад монастырской церкви Сен-Жиль. Зодчие охотно украшали стены церквей колоннами с коринфскими капителями, античными орнаментами. Встречаются классические черты и в поэзии Прованса, вобравшей в себя разнородные элементы, но достигшей в то же время замечательной художественной цельности.
Цельность эта, однако, не стала единообразием. И, хотя обилие общих мест и поэтических формул несомненно умаляло роль личного начала, поэзия трубадуров все-таки не была безличной. Как всегда, здесь многое зависело от таланта и творческой смелости. Наряду с поэтами достаточно бесцветными, появлялись яркие, запоминающиеся фигуры, наделенные им одним присущими чертами. Как различны, например, суровый Маркабрю и трепетный Бернарт де Вентадорн или воинственный Бертран де Борн и мечтательный Джауфре Рюдель! «Лица не общим выраженьем» наделены были и пылкий Пейре Видаль, и «обличитель монархов» Сордель, обративший на себя внимание Данте («Чистилище», VI и VII). Ведь и современники видели в знаменитых трубадурах не только искусных поэтов, но и людей с примечательными судьбами. В середине XIII века даже появились прозаические биографии наиболее известных трубадуров, малодостоверные с фактической стороны, но интересные тем, что именно поэты, а не только государи, отцы церкви или святые стали героями средневековых жизнеописаний.
Трубадуры были первыми куртуазными лириками Европы. За ними последовали поэты других европейских стран. Среди них видное место заняли немецкие миннезингеры («певцы любви»), выступившие в последней трети XII века. К этому времени в феодальной Германии сложились условия, благоприятствовавшие развитию придворной рыцарской культуры. К началу XIII века немецкая куртуазная поэзия, как лирическая, так и эпическая (рыцарский роман), уже достигла замечательного расцвета.
Понятно, что миннезингеры широко использовали опыт провансальских трубадуров, впервые разработавших концепцию куртуазного служения, и их северофранцузских последователей — труверов. У миннезингеров, в частности, встречаем мы поэтическую форму, восходящую к романским образцам. Например, распространенная у миннезингеров «песня рассвета» (тагелид) совпадает с провансальской альбой, а строфическая любовная «песня» приближается к кансоне. Вместе с тем миннезанг (так начиная с XVIII в. называют немецкую средневековую рыцарскую лирику) обладает рядом своеобразных черт. В нем меньшую роль, чем в поэзии романской, играет чувственный элемент. Немецкие поэты более склонны к рефлексии, морализации, к перенесению житейских проблем в сферу умозрительных спекуляций. Их гедонизм носит обычно более сдержанный характер. Нередко их произведения окрашены в религиозные тона. Однако, как и поэзия трубадуров, поэзия миннезингеров была в основном светской. Наряду с провансальской поэзией, она явилась заметной вехой на пути «обмирщения» европейской литературы средних веков. Встречаются среди миннезингеров поэты талантливые, тонкие, искусные версификаторы и в то же время, несмотря на известную схоластическую скованность, задушевные и простые, способные радостно воспеть природу и любовь или ополчиться на всемогущую кривду. Еще и сейчас охотно прислушиваешься к их звонким голосам и вполне понимаешь Рихарда Вагнера, воздвигшего им величественный памятник в своей опере «Тангейзер».
Следует заметить, что не сразу миннезанг подчинился требованиям куртуазии. Поначалу, наряду с направлением собственно куртуазным, связанным с традициями трубадуров, заметную роль играло другое направление, обращенное к традициям отечественной старины, близкое к народным любовным песням и даже к героическому эпосу. Поэты этого направления, возникшего на юго-востоке Германской империи, не стремились к сложным, изысканным формам, их строфика проста, стихи обычно связаны парными рифмами. На снизь с героическим эпосом указывает «нибелунгова» строфа, встречающаяся у поэта Кюренберга, творившего между 1150 и 1170 годами. Сам поэт называет ее «строфой Кюренберга», что дало повод некоторым ученым считать его автором одной из ранних редакций «Песни о Нибелунгах». Охотно обращаются старшие миннезингеры, и в их число Кюренберг, к «женским песням», восходящим к древней фольклорной традиции. В этих песнях женщина обычно сетует на одиночество, на то, что ее покинул возлюбленный. В песни Кюренберга «Этот сокол ясный был мною приручен...» женщина сравнивает возлюбленного с соколом, взлетевшим под облака. Вообще концепция любви у поэтов-архаистов подчас заметно отходит от куртуазных представлений. У них в роли лирического героя нередко выступает женщина, а то и девушка. Именно ей суждено вздыхать и молить о любви, в то время как надменный и суровый мужчина с легкостью се оставляет.