Лежат готовые облатки.
Взял, заплатил, и — все в порядке!
А ведь в долгу мы не пред ним,—
Лишь перед господом одним,
И только бог прощать нам вправе,
Коль мы смиримся, не лукавя.
Нет, нет, не папе нас прощать!
Ему бы души укрощать,
А не куражиться над нами!..
Побит он мог бы быть камнями
За то, что Рим плодит обман,
Мороча бедных христиан.
Благословенья ли, проклятья
Готов от папы вое приять я,
Была б его нелживой речь!..
Пусть беспощадно рубит меч,
Коль наказанье справедливо!
Но посмотрите: что за диво —
Вам говорю не сгоряча:
У папы в ножнах — два меча!
Два — сразу! В тех же самых ножнах!
Событие из невозможных!
Один другого иступил!..
Зачем так папа поступил?
Владыка церкви христианской
Давно к империи Германской
Хотел бы подобрать ключи...
Вот и попортились мечи!
Но знали в Риме сети той,
Которой рыбу Петр святой
В морских волнах ловил когда-то...
Рим ловит земли, деньги, злато,
Святому не в пример Петру,
Злу угождая, не добру.
КРАФТ ФОН ТОГГЕНБУРГ
* * *
Кто мечтает кануть в благодать,
Пусть прильнет скорей к зеленой липе:
И тогда он сможет обладать
Пышностью ветвей в цветущей кипе.
Там детский хор птенцов поет
И крону украшает.
И этот майский, райский вид
Сердца влюбленных чудно возвышает.
На лугу — обилие цветов,
Блеск весны проник в дела отчасти
И насытить радостью готов
Тех, кто не раздавлен гнетом страсти.
И я бы ликовал вовсю,
Когда бы столь упрямо
Над болью искренней моей
Одна прекрасная не издевалась дама.
Смейся, смейся, алый рот, но впредь
Не терзай мой нрав, мое здоровье,—
Лучше приучись на них смотреть,
Добрый смех являя в добром слове.
И даже майским цветникам
Сегодня невозможно
Взбодрить мой дух, но, боже мой,
Вам подобреть ко мне совсем не сложно!
Рощицы, лужайки и стрижи,
Солнце мая в синеве атласной
Меркнут рядом с розой госпожи,
Рядом с розой губ моей Прекрасной.
Мгновенно гаснет солнца свет,
Когда встречаю розу эту —
Цветущий ароматный рот,
Бокал с росой, напитка слаще нету.
Пребывал в блаженстве только тот,
Кто сумел сорвать удачно розу.
Сколько роз вокруг цвело, цветет,—
Этой розе вялость не в угрозу.
Сорви, о, сколько можешь, роз,
Принадлежащих Даме,—
Как быстро на ее устах
Сменяет роза розу перед нами!
ФОН БУВЕНБУРГ
* * *
Кто это с улыбкою привета
Нам кивает, спрятавшись в траве,
Кто хлопочет, рук не покладая?
Это разноцветье, это лето
Птах пасет в зеленой синеве,
Это радость бродит молодая!
Не ее ль разбуженная сила
Нее спешит закончить в свой черед?
Дай бог, чтобы осень заключила
С честью круг положенных работ.
Ах, когда б не слабая надежда,
Легче умереть от вечных «нет»,
Чем тягаться с прихотью чужою.
Да живу зачем-то, жду прилежно:
Как за ночью следует рассвет,
Так влачусь и я за госпожою.
Может, ее сердце и смирится,
Призовет меня: мой господин.
Смей, несчастный, я его добиться,
Я бы стал счастливей всех мужчин.
Если окропить козлиной кровью,
И алмаз возможно расколоть,
А уж нрав ее переупрямить
Обхожденьем можно и любовью.
Если виноват, казнил бы плоть,
Господи, за что же душу ранить?
О любовь, вознагради сторицей,
За страданье отплати добром,
Радостью воздай — и да святится
Смысл высокий в имени твоем!
ШТЕЙНМAP
* * *
Я награды не имел
От тебя, кому я пел
За одну надежду.
Так спою я лучше ей.
Той, что сбросила с ветвей
Майскую одежду.
Старой повести конец,
Горестно известный:
В ней всегда любви певец
Неудачник честный.
Так смотри: я преступил
Через повесть эту:
Ну-ка! Волю обрести,
Жизнь разгульную вести
Я пойду по свету.
Осень, лаской одари
И в сообщники бери
Против солнечного мая.
Прочь, любовное нытье!
Здравствуй, новое житье,—
В услуженье поступаю.
Буду скромным новичком.
«Штейнмар, я решу потом.
Прежде чем на службу взять,
Я сперва хотела б знать,
Как споешь ты в честь мою».
Ну-ка? Слушай, как спою?
Осень, слушать начинай-ка.
Ты, хозяйка, начиняй-ка
Жирной рыбой тесто,
Вин заморских не жалей,
Ставь свинину, кур, гусей,—
Для всего есть место,
Блюда громозди на стол
да корми на славу нас:
Осушу до дна бокал,
ни кусочка не оставлю
от жаркого и колбас.
Стой, хозяйка, на одном:
Ну-ка! Горестное сердце
утешается вином.
Что ни дашь мне, все приму,
В пьянке мерка ни к чему.
Пусть утроба пышет жаром,
Мы глотком собьем угар,
Жар потушим, как пожар,
Попотеем мы не даром,
Обмахнемся опахалом.
Снедь тащи к нам из сусека,
Чтобы рот у человека
Стал душистым, как аптека.
Я перед вином немой.
Ну-ка! Наливай, хозяйка,
в дружбе ты со мной.
Воротами стал мой рот:
Сквозь меня куда-то прет
Снедь с вином в охотку.
Ей с дороги не свернуть,
Здесь один проезжий путь:
Славлю эту глотку.
Как-то раз я съел гуся,
он прошел совсем не туго.
Послужить возьми меня,
осень, милая подруга.
Вся душа горит, поверь.
Ну-ка! Укажи, куда ей
спьяну выпрыгнуть теперь.
Буквица из «Апокалипсиса», Альби. Вторая половина XI века