В настоящее время на Западе в ряде работ делаются попытки истолкования старопровансальских текстов в структуралистском плане, а также в духе философии экзистенциализма; встречаются и отдельные грубо-социологические работы, содержащие элементы неоправданной модернизации.
Рассматривая поэзию трубадуров с марксистских позиций, правильным было бы истолковать ее как художественное отражение «величайшего нравственного прогресса» (Энгельс), связанного с появлением индивидуальной половой любви, всему прежнему миру неизвестной. Эта первая в истории форма индивидуальной половой любви была, в силу исторических причин, враждебна феодальному браку.
Если в эпоху Возрождения и позднее, в XVII и XVIII веках, знакомство со старопровансальской поэзией было привилегией отдельных лиц, то начиная с первой четверти XIX века литература древней Окситании становится достоянием «читающей публики», объектом переводов и подражаний. Во Франции, Италии и Германии с давних пор имеется большое число антологий трубадуров, часто — двуязычных, на языке оригинала и в переведе. В последнее время увеличилось число таких изданий в Англии и США.
В России стихи трубадуров переводили К. Батюшков, А. Майков, А. Блок, Ф. де ла Барт, А. Сухотин и другие. Однако сколько-нибудь значительного собрания старопровансальских текстов до настоящего времени на русском языке издано не было. Публикуемые в настоящем томе переводы Валентины Дынник выполнены специально для «Библиотеки всемирной литературы». Эти переводы воспроизводят сложную систему рифм и строфики трубадурских текстов; издававшиеся до сих пор за рубежом антологии переводов трубадурской поэзии на другие европейские языки этого принципа не соблюдали.
БЕ3ЫМЯННЫЕ ПЕСНИ
«Все цветет! Вокруг весна!..» — Стихотворение представляет собой образец древней фольклорной песни, связанной с пляской, а может быть, даже с драматизированной игрой, во время которой из хоровода подданных «королевы весны» изгонялся скучный «старый король», символизировавший одновременно и зимнюю стужу, и нелюбимых старых мужей. Как раз эта анонимная песня-пляска в свое время приводилась в качестве доказательства связи древнейшего пласта старопровансальс.кон .лирики с весенними обрядами.
«Я хороша, а жизнь моя уныла...»—Песня, близкая к фольклорному жанру так называемых «песен о несчастливом замужестве». Гастон Парис приписывал также и этому жанру большую роль в генезисе куртуазной лирики, хотя и воспринимал мотив несчастливого замужества как чисто обрядовый, «игровой» элемент, не имеющий никакой связи с реальной жизнью.
«Отогнал он сон ленивый...» — «Альба», или «песнь рассвета», также относится к числу жанров, близких к народной поэзии. Ситуация, рисуемая альбой, характерна для рыцарской любви. Феодальный брак был откровенной политической сделкой: принимались во внимание интересы сюзерена, интересы содружества вассалов, но никак не личные чувства будущих супругов. Поэтому «первая появившаяся в история форма половой любви, как страсть, и притом доступная каждому человеку (по крайней мере из господствующих классов) страсть, как высшая форма полового влечения,— что и составляет ее специфический характер,— эта первая ее форма, рыцарская любовь средних веков, отнюдь не была супружеской любовью. Наоборот. В своем классическом виде, у провансальцев, рыцарская любовь устремляется на всех парусах к нарушению супружеской верности, и ее поэты воспевают это. Цвет провансальской любовной поэзии составляют «альбы» (albas), по-немецки песни рассвета. Яркими красками изображают они, как рыцарь лежит в постели у своей красотки, чужой жены, а снаружи стоит страж, который возвещает ему о первых признаках наступающего рассвета (alba), чтобы он мог ускользнуть незамеченным...» (Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства.— К. Маркс и Ф. Энгельс. Собр. соч., т. 21, изд. 2-е, с. 72-73).
В публикуемых альбах говорится о тайном ночном свидании возлюбленных, которые должны будут расстаться на заре. Сетования по поводу расставания вкладываются в уста «друга», либо об этом говорит «донна». В соответствии с законами жанра, в припеве (рефрене) непременно фигурирует слово «рассвет».
«Глядя на зелень лугов...» — Стихи эти близки «песням о разлуке», бытующим у разных народов; интересен назидательный характер некоторых строк («Верность — не праздное слово...»). Голосистый гонец — жонглер, которому дама поручает спеть возлюбленному сочиненную ею песню. Жонглерами называли исполнителей поэм, в отличие от трубадуров — создателей поэтических текстов. Жонглеры должны были уметь исполпять длинные эпические произведения, дрессировать животных, демонстрировать различные фокусы. Они пользовались меньшим уважением, чем трубадуры, чей статус часто приближался к статусу служилого рыцарства, не говоря уже о тех случаях, когда в качестве трубадуров выступали знатнейшие вельможи.
ГИЛЬЕМ IX (1071—1127)
Девятый герцог Аквитании и седьмой граф Пуатье (Пейтьеу) [10], носивший имя Гильема, старейший трубадур Окситании, был одним из самых крупных феодалов юга Франции. Остроумный, смелый и жизнелюбивый, он не упускал ни одной возможности увеличить свои огромные владения; своим вольным поведением он не раз навлекал на себя гнев папы и церковников. Принимал участие в первом крестовом походе; потерпев поражение и чудом избежав смерти и плена, вынужден был в 1102 г. бесславно вернуться в родные пределы. Через 10 лет после его смерти прекратилось самостоятельное существование всего его огромного феода, который, в качестве приданого его внучки Алиеноры Аквитанской, влился во владения французских королей (1137 г.), а затем, после развода Алиеноры с Людовиком VII в 1152 г., перешел ко второму мужу Алиеноры, семнадцатилетнему Генриху Плантагенету, ставшему английским королем под именем Генриха II (1154 г.).
Поэтическое наследие Гильема IX весьма разнообразно: он оставил шесть озорных Стихотворений (одно из них, из соображений пристойности, публикуется обыкновенно только в оригинале), четыре куртуазных «кансоны» (кансона — дословно «песнь» — самый высокий жанр в поэзии трубадуров) и стоящую особняком, совершенно оригинальную как по форме, так и по содержанию «покаянную песнь», публикуемую в данном томе («Желаньем петь я вдохновен...»).
10
Географические наименования приводятся в той форме, в какой они вошли в науку; иногда мы даем также и старопровансальскую форму. Имена собственные мы передаем в транскрипции, приближенной к звучанию старопровансальского языка — за исключением случаев, когда соблюдение этого принципа привело бы к неблагозвучию с точки зрения русского языка.