– Мирославочка! Какими судьбами?! – воскликнула Стефанович, раскрывая руки для объятий.
– Анна Фёдоровна! Мы тут с Морисом собрали урожай груш и решили поделиться с вами.
– Какой аромат! Спасибо! А чего же ты Мориса-то с собой не привезла?
– Оставила на хозяйстве, – отшутилась Мирослава.
– И то верно, – согласилась Анна Фёдоровна, – должен же быть от мужика какой-то толк.
Обе женщины весело рассмеялись.
– Я тебя сейчас чаем напою, – сказала Стефанович.
– Анна Фёдоровна! Смилуйтесь, я только сейчас от Софьи Марковны, и больше чая в меня не влезет.
– Как там Сонечка? – спросила Стефанович.
– По-моему, хорошо.
– На днях мы с ней встретились во дворе, и она обронила, что Шурочка дома почти не бывает, то на работе, то… – женщина хитро сощурилась, – у подруги детства.
– Не так уж и часто Шура к нам приезжает, – ответила Мирослава, – скорее, днюет и ночует на работе.
– Что верно, то верно. А мы с Соней о внуках мечтаем. Моя Люська замуж не спешит. Да и ты, как я посмотрю, тоже.
– Куда торопиться, – отмахнулась Мирослава.
– Вам, современным девушкам, и вправду торопиться некуда, а раньше, бывало, в двадцать лет замуж не выйдешь – и уже старая дева. Да и парни, как придут из армии, так сразу жениться.
Поговорив ещё немного с матерью подруги, Волгина решила съездить в Старый город.
Домой Мирослава вернулась ближе к вечеру.
Едва взглянув на лицо Мориса, она догадалась, что в её отсутствие что-то произошло.
– Что случилось? – спросила она.
– Ничего особенного, – с нарочитой небрежностью ответил он, – просто, кажется, у нас появился клиент. Вернее, клиентка.
– И кто же это? – спросила Мирослава с толикой интереса.
– Некая Стелла Эдуардовна Тавиденкова.
– И что у неё приключилось?
– Сказала, что убили мужа.
Мирослава внимательно посмотрела на Мориса и спросила:
– И её обвиняют в убийстве?
– А вот и нет, – ответил он.
– Тогда чего же она хочет?
– Странный вопрос, – повёл он плечами, – хочет, чтобы восторжествовала справедливость.
– Разве полиция не занимается этим делом?
– Занимается. Но Стелла Эдуардовна уверяет, что ей известен убийца.
– Почему же она не назвала его имя следователю?
– Назвала. Но Шура ей не поверил.
– Шура?
– Да, дело ведёт Александр Романович Наполеонов. И не надо делать такие глаза, – добавил он, – словно вы не знаете, кем и где работает ваш друг.
Мирослава рассмеялась, а потом спросила:
– И на сколько ты ей назначил встречу?
– На семь вечера.
– Ещё два часа. Я бы чего-нибудь перекусила.
– Жаркое и овощной салат вас устроит?
– Вполне. Могла бы обойтись одним овощным салатом.
– Я уверен, что и жаркое из цыплят вам придётся по вкусу.
– Не сомневаюсь, – ответила она.
И была права, так как сомневаться в кулинарных способностях Миндаугаса было бы просто, мягко говоря, нелепо. Какие бы продукты ни взял Миндаугас и что бы из них ни приготовил, всё получалось великолепным.
Следователь Наполеонов часто повторял с искренним недоумением:
– Морис, я не понимаю, как тебя угораздило поступить на юридический! В Вильнюсе что, не было кулинарных техникумов?
Морис в ответ усмехался.
– Нет, правда, – горячился Шура, – ты же прирождённый кулинар! Тебя любой ресторан оторвёт с руками и ногами.
– Ничего отрывать мне не нужно, – отвечал Морис. – Кулинария всего лишь моё хобби. И не более того, – добавлял он подчёркнуто.
– Повезло Славе, – бурчал с полным ртом Наполеонов, косясь на Мирославу.
– Пока повезло тебе, – фыркала она в ответ.
– И почему я женщиной не родился, – притворно сокрушался Наполеонов.
– Шура, ты напрасно так убиваешься, при современных технологиях тебе в один миг отрежут всё лишнее и пришьют всё, что хочешь. Например, грудь девятого размера, – подначивала его Мирослава.
– Ничего мне не надо отрезать и пришивать, – испуганно отмахивался от предложения подруги следователь. – Мне то, что есть, пригодится.
Морис и Мирослава, глядя на лицо друга, покатывались со смеху.
Было без десяти семь вечера, когда позвонили у ворот.
– А вот и клиентка прибыла, – сказал Морис и нажал на устройство, открывающее ворота. После чего не спеша вышел из дома, чтобы встретить госпожу Тавиденкову.
«Вольво» красного цвета вплыл в распахнутые ворота, и его шины тихо зашуршали по подъездной дорожке. После того как открылась дверь автомобиля, перед глазами Мориса появилась сначала одна женская нога, потом другая. Морис отметил про себя, что ноги очень даже ничего себе, только он никогда не понимал, зачем женщины, тем более бальзаковского возраста, надевают на них узорчатые чулки или колготки.