(«Multi sunt presbyteri, qui ignorant, quare…» «Analecta hymnica», XXXIII)
Популярное стихотворение; примыкает к вагантским по форме строфы и характерно для той их близости к низшему духовенству, о которой говорилось во вступительной статье. В христианские сказания петух входит, начиная с рассказа об отречении апостола Петра; изображения петуха на церквах появляются, начиная с IX в.; первая аналогия между петухом и добрым священником в литературе — у Гонория Отенского в XII в.; к XIII в. эта символика уже становится общим местом. См. подробную статью: А. Стефанович. Петух на готическом соборе, в сб. «Средневековый быт». Л., 1925, стр. 273–279.
IV
ЛЮБОВЬ И НЕВОЛЯ
(«Vincit Amor quemque, sed numquam vincitur ipse…» CB 120 a (83 a))
Записано как «стих», разделяющий две группы ритмических стихотворений и вариирующий знаменитую строку «Буколик» Вергилия: «Все покоряет Любовь, и мы покоримся Любови» (X, 69).
(«En ego quem nosti, sed amantem prodero noli…»; «Prepositus vetule mandat tibi fausta capelle…» — Dronke, p. 426).
Стихотворения 14 и 15 из мюнхенской рукописи начала XII в., где в хаосе заметок разного рода переписаны 50 коротеньких стихотворных посланий, преимущественно любовного содержания и самого различного настроения, от таких «земных», как приводимые здесь, до самых платонических. Это переписка монахинь и пансионерок Регенсбургского монастыря с ближними и дальними клириками; она впервые издана Ваттенбахом в 1873 г. и вторично, с подробным комментарием, — в книге Дронке.
(«Deus amet puellam…» Dronke, p. 265)
«Первое подлинно куртуазное стихотворение в европейской лирике», по выражению Дронке; записано в эрфуртской рукописи первой половины X в., между проповедью Августина и посланием Иеронима. Одно из первых любовных стихотворений в европейской поэзии; характерно, что для выражения любовной нежности используются прежде всего религиозные образы.
(«Plangit nonna fletibus…» Dronke, p. 357)
В единственной ватиканской рукописи начала XII в. стихотворение тщательно вымарано; впервые удовлетворительно прочитать его удалось лишь Дронке с помощью ультрафиолетового освещения. Тем не менее, местами смысл остается труден, и перевод приблизителен.
(«Levis exsurgit zephyrus…» СС 31 (Langosch, p. 102))
Сохранилось только в кембриджской рукописи; по-видимому, скорбное настроение стихотворения спасло его от вымарывания, которому подверглись другие любовные стихи «Кембриджских песен». Яркий образец «женской песни», переложенной размером церковного гимна.
(«Iam dulcis amica venito…» СС27 (Langosch, p. 104))
Кроме «Кембриджских песен», сохранилось в двух континентальных сборниках, с разметкой мелодии; размер стихотворения сильно расшатан по сравнению с ритмикой гимнов. Образы следуют традиции, идущей от «Песни песней»; поэтому при некотором сокращении песня могла быть понята как обращение Христа к невесте-церкви (от «Песни песней» — также и смена реплик в строфах 6 и 9). Ради такой аллегоризации кембриджский «цензор» и вымарал в стихотворении 7 строфу, а одна из континентальных рукописей отсекла две последние строфы, в результате чего стихотворение оказалось включенным в гимнографический сборник.
(«О admirabile Veneris ydolum…» СС 48 (Langosch, p. 114))
Обращение к мальчику-монаху, не лишенное эротического оттенка; размер (два шестисложных полустишия, ср. ниже, «Призрак возлюбленного») для эпохи «Кембриджских песен» еще сравнительно редок, стиль нарочито насыщен мифологической ученостью. Стихотворение итальянского происхождения.
(«Deus Pater, adiuva…» СВ 127 (89))
Сохранилось только в «Буране». Распределение реплик, особенно в начале и в конце стихотворения, спорно; некоторые исследователи (Пайпер) читают не frater, a pater и представляют, таким образом, разговор происходящим не между «братцами», а между «батюшкой» и «чадом»; некоторые (Аллен) вообще считают большую часть строф позднейшими вставками. Очень безыскусственный стиль, простые рифмы; в стр. 14 оставлено место, чтобы подставить имя клирика-друга. О. А. Добиаш-Рождественская напоминает рассказ Цезария Гейстербахского (II, 16) про ваганта Николая, который, заболев, постригся, а выздоровев, «с великим насмеятельством» снял рясу и убежал.