(Овидий. «Лекарство от любви», 749)
18. А еще от знаний вред по другой причине —
Чванства в многознающем больше, чем в павлине!
То, что сказано давно, повторю я ныне:
«Добрые нравы мужей и портит и губит гордыня».
(Клавдиан. «На IV консульство Стилихона», 805)
19. Будь бедняк отличного племени и нрава,
Знай бедняк пути планет и Писанья главы,
Все же я к тебе слова приложу по праву:
«Самая громкая слава — не больше, чем громкая слава»!
(Ювенал, 7, 81)
20. Если сонм философов ты собой умножишь,
Знай — не ев, не пив, не спав, скоро изнеможешь.
Книги брось, ищи богатств! Если же не сможешь —
То середины держись — и путь наилучший проложишь.
(Овидий, «Метаморфозы», II, 140 и 187)
Еще стихи о падении учености
Увы, увы! учение —
Для всех теперь мучение:
К наукам нет почтения,
Забавам — предпочтение!
Мальчишки малолетние
Упрямы все заметнее,
Злонравствуют, строптивятся
И мудрости противятся.
В былые годы оные
Достойные ученые,
Давно седоголовые,
Впивали знанья новые;
А нынче все, мальчишками,
Спешат расстаться с книжками,
Учить спешат, горячие,
Слепцов ведут, незрячие,[158]
Птенцы — взлетают юными,
Ослы — бряцают струнами,[159]
Быки — в дворцах бесчинствуют,
А мужики — воинствуют.[160]
Где новые Григории?
В кабацкой консистории!
Где Киприаны новые?
Вершат дела грошовые!
Где Августин? За кружкою!
Где Бенедикт? С подружкою![161]
В таверне разминаются,
Пред чернью распинаются,
Что Марфа — благодольная,
Мария — хлебосольная,
Что Лия — чревом праздная,
Рахиль — слепообразная,
Катон их стал гулякою,
Забыв про строгость всякую,
Лукреция — блудницею,
Гулящею девицею.[162]
Что прежде было мерзостно,
Теперь кичится дерзостно:
Иссохшим стало водное,
Горячим — все холодное,
Соленым стало пресное,
Бездельем — дело честное;
И все, что днесь сбывается,
С путей своих сбивается!
Пусть это размышление
Нам будет в поучение,
Да будем же готовы мы
Предстать суду суровому,
Предстать судье неложному,
В решеньях непреложному!
Прение священников о безбрачии
1. Слух прошел по Англии, ведомый и гласный,
Всполошив пресвитеров области прекрасной:
Всех, кто благоденствовал в жизни сладострастной,
Призывал к смирению папы голос властный.
2. Слух прошел по городам, слух прошел по селам,
Папские веления разгласил по школам;
Клирики готовятся к судьбам невеселым —
Всяк разлуку с милою мнит крестом тяжелым.
3. Тягостно предчувствуя оную утрату,
Зыблются в доверии к римскому легату
И решают клирики, рвением объяты,
Всем собором рассудить, можно ль быть женату.
4. Наступил соборный день, чаянный и жданный,
И бегут священники, мчатся капелланы,
Малые и старые, причет и деканы, —
Если кто и мешкает, это очень странно.
5. Рассказать о том легко, а поверить трудно,
Сколько клира собралось на собор вселюдный:
Никому не хочется, в келье сидя скудной,
Пред легатом искупать новый грех подсудный.
6. От пределов западных, от краев восхода
Целых десять тысячей собрано народу:
Столько капель не прольет ливень в непогоду,
И пожар не столько искр мечет к небосводу.
7. Созванные сходятся на лугу пространном,
К прению соборному словно предизбранном,
И теснятся по местам, сообразно с саном,
Не давая доступа никаким мирянам.
8. Водворив спокойствие, голос возвышает
Избранный старейшина и провозглашает:
«Всем нам ныне, братие, папа угрожает,
А за той угрозою кара поспешает.
9. Нам и нашим женщинам, нам и нашим детям
Угрожает курия, чем мы ей ответим?
Коим оправданием обвиненье встретим?
Мы для размышления собрались за этим».
10. Первый воздвигается иерей из круга,
Движимый тревогою общего испуга:
«Не желаю, — он гласит, — отпускать подругу —
С ней в законе мы живем, словно два супруга».
11. Был вторым во прении глас, звучавший тихо,
Мужа молчаливого и с повадкой мниха:
«Будет мне, о братие, тягостно и лихо,
Коль со мной не станет спать наша повариха».
12. Третий тверже держит речь и бесповоротней:
«В годы давние имел женщин я до сотни,
А теперь держу одну, с нею беззаботней, —
С целым складом золота я прощусь охотней!»
13. Вот четвертый восстает, гневом полыхая:
«Требует недолжного курия святая!
Мне ли ей покорствовать, милую теряя?
Мне без милой не житье даже в кущах рая».
14. За четвертым следуя, выступает пятый:
«Злые эти вымыслы я кляну трикраты!
Богоматерью божусь, чьи веленья святы —
Не расстанусь с милою, что ни пой прелаты!»
15. Поднимается шестой, вот его сужденье:
«Мне с моей кухаркою мило обхожденье!
Если надо мной и ей грянет осужденье, —
Я готов его принять без предубежденья!»
16. За шестым встает седьмой, промолчать не может:
«Ложная забота вас, братие, тревожит!
Нашего супружества Рим не уничтожит:
Кто ему без наших жен прибыль подытожит?»
17. И восьмого клирика внятен голос слышный:
«Ах, какую женщину мне послал всевышний!
Ни телес, ни платий нет этих многопышней!
Никогда ее любовь мне не будет лишней».
18. Встал девятый, говорит: «Тщетно, судьи, ждете:
Кровь мою кипучую хладом не скуете!
Оттого я и стремлюсь в жизненной заботе
Не к спасению души, а к спасенью плоти!»
19. Вот десятый восстает, побледнев заране:
Все, что в сердце выносил, то гласит собранью:
«Ни к чему нам, братие, самообузданье, —
Не под силу клирику бремя воздержанья!»
20. И одиннадцатый здесь речь свою имеет:
«Многими искусствами женщина владеет;
Мне моя красавица славно ложе греет,
С ней и сплю, доколе плоть не перестареет!»
21. А двенадцатый сказал вот какую фразу:
«Нет, меня не застращать папскому указу!
Лучше тысячу монет отсчитаю сразу,
Лишь бы с милою моей продолжать проказы».
22. Произнес тринадцатый: «Проливать ли слезы,
Если кратковременны папские угрозы,
А служанки нам верны, несмотря на грозы,
Нам даря к заутрене сладострастья розы?»
25. Встал четырнадцатый поп, встал, суров и бешен,
Руки над собранием вскинул, безутешен:
«Тщетен злобный сей закон, грешен и поспешен:
Кто решил его издать, верно, тот помешан!»
24. Говорит пятнадцатый: «Винные кувшины
Осушив, я чувствую сон благопричинный,
И хочу его делить с девкой вполовину, —
Нет мужскому здравию лучше медицины!»
вернуться
158
вернуться
160
…
вернуться
161
вернуться
162