Поэзия вагантов

43. Купидон заведомо судия исправный,
Рыцаря и клирика ведает он равно,
Мерит мерой праведной, судит достославно;
И к нему направились девы добронравно.

44. Чинно шли красавицы спор решить обетный,
В красоте сияющей, в скромности приветной,
Эта в белой мантии, та была в двуцветной,
Той был мул, а этой конь помощью нетщетной.

45. Мул, что под Филлидою гордо выгнул шею,
Вскормлен был и выращен при морском Нерее;[182]
Водный бог прислал его в дар для Кифереи,
В скорби об Адонисе кроткую жалея.

46. Над своей Испанией мать Филлиды правя,
Ликом и служением власть Венеры славя,
От богини мула в дар получила въяве,
Дочери возлюбленной вслед за тем оставя.

47. Статный, славно взнузданный и прекрасный с виду,
Этот мул достоин был несть свою Филлиду —
Знать, недаром некогда для самой Киприды
Возлелеяли его девы-Нереиды.

48. В удилах серебряных шел он, щеголяя,
А попона у него на спине такая,
Что коль спросит кто о ней, молвлю, отвечая:
И она — Нептунов дар из морского края.

49. Такова Филлидина красота убора,
И ничто в ней не было пищей для укора.
Но не менее была хороша и Флора,
Под которою шагал конь, не зная шпоры.

50. Это был поистине статный конь и смелый,
И узда Пегасова на зубах блестела;
А в шерсти, что конское покрывала тело,
Были смешаны цвета вороной и белый.

51. С головой некрупною, с шеей горделивой
Он шагал, украшенный негустою гривой,
Ухом мал, а грудью прям, молодой, красивый,
И поглядывал вокруг кротко, нестроптиво.

52. Длинная спина его, всем на загляденье,
Ни под чьею тяжестью не сгибалась в пене,
Ноги были длинными, стройными колени, —
Ввек природе не творить лучшего творенья!

53. Было пышное седло четвероугольно,
Самоцветы по углам глаз слепили больно,
И оправа золота, как узор окольный,
Облегла слоновью кость широко и вольно.

54. Золотые образы были на оправе
Под рукой ваятеля выведены въяве —
Там Меркурий меж даров восседал во славе,
Свадьбу с Философией пред богами правя.[183]

55. Не представит зрение, не расскажет слово:
Ни кусочка в золоте не было пустого!
Сам Вулкан, которым был тот узор откован,
Никогда до той поры не ковал такого.

56. Отложивши прежний труд, славный щит Ахилла,
Он на сбрую Флорину все направил силы, —
От подков и до удил все в ней дивно было, —
А поводья из волос сплел супруги милой.[184]

57. На спине того коня был чепрак червонный,
Мастерством Венериным дивно испещренный,
С белою подбивкою тонкого виссона,
Бахромой развесистой по краям каймленной.

58. Вровень девы ехали, шевеля уздою,
Одаряя все вкруг ясною красою:
Так сияет лилия с розой молодою,
Так звезда плывет в выси с ближнею звездою.

59. Так они к Амурову направлялись раю,
Гневом непогаснувшим каждая сгорая,
Друг на друга с едкостью шутки навостряя —
Если ястребом одна, — соколом вторая.

60. По недолгом времени рощу примечали;
На опушке ручейки ласково журчали,
Ветер легковеющий развевал печали,
И тимпаны с цитрами сладостно звучали.

61. Все, что вздумано людьми в дар своим отрадам,
Сладкозвучием лилось над блаженным садом:
Голоса и музыка здесь звенели рядом,
Четверным и пятерным складываясь ладом.

62. Бубны и псальтерии[185] тон им задавали,
Лиры гармонически мерно припевали,
Чистые мелодии флейты изливали,
И рога с рожочками вслед не отставали.

63. Пение над рощею раздавалось птичье,
Всех пернатых голоса там сливались в кличе —
Пели дрозд и горлинка, власть любви велича,
И не молкли соловья жалобы девичьи.[186]

64. Музыка и пение стаи сладкогласной
И цветы, пестревшие, как ковер прекрасный,
С их благоуханием, чаровавшим властно,
Говорили: здесь стоит храм Любови страстной.

65. Девы шли в святой приют, трепетно робея,
И чем глубже, тем любовь чувствуя сильнее.
Птицы разнозвонкие пели все слышнее,
И душа им вторила, страстью пламенея.

66. Здесь дары бессмертия каждому знакомы,
Здесь на каждом дереве плод висит весомый,
Всюду льются запахи мирры и амома, —
Видишь дом и чувствуешь, кто хозяин дома.

67. Нимфы здесь кружилися в нежном хороводе,
Красотой подобные звездам в небосводе;
Столько было прелести в юном их народе,
Что сердца у девушек дрогнули при входе.

68. Кони остановлены у большого древа;
Сердцем умиленные, чинно сходят девы;
Но едва услышали соловья напевы,
Как опять ланиты их вспыхнули от гнева.

69. Фавны вместе с нимфами в роще потаенной
Воздавали пляскою славу Купидону;
Вакх учил их пению и тимпанов звону,
И кругами шли они, поклоняясь трону.

70. Заплетя цветы в венки, вина в кубках вспеня,
Сохраняя склад и лад в музыке и пенье,
Все они пленяли глаз в круговом движенье,
И была заминка их лишь в одном Силене.

71. С отягченного осла сваливался сонный,
Раздавался смех вокруг божиего трона,
Лепетал старик: «вина!» — но смолкал смущенно
И вином и старостью голос заглушенный.

72. А на троне восседал отпрыск Кифереи,
Меткий лук со стрелами при себе имея;
Крылья горделивую осеняли шею,
И чело прекрасное было звезд светлее.

73. Скипетр он держал в руке в царственном наклоне,
От волос его текли волны благовоний,
Три прекрасных Грации, съединив ладони,
Подносили свой потир божеству на троне.

74. Подступили девушки и, склонив колени,
Богу благодатному вознесли моленья;
Он же лишь завидя их, в знак благоволенья,
Сходит сам навстречу им с золотой ступени.

75. Вопросил он, что вело в эту их дорогу?
И понравился ответ молодому богу.
Повелел он путницам подождать немного —
Суд любви решит их спор — праведно и строго.

76. Хорошо, коль судит бог девичьи раздоры, —
Ведь ему не надобны долгие разборы.
Все узнав и все поняв хорошо и скоро,
Созывает он судей ради приговора.

77. У Любви уставы есть, у Любви есть судьи:
Суть Вещей и Нрав Людей — так зовут их люди.
Оба с разумением все на свете судят,
Зная все, что под луной было, есть и будет.

78. И собравшися на зов и принявши меры,
Чтобы справедливости соблюсти примеры,
Молвил суд обычая, знания и веры:
«Клирик выше рыцаря в царствии Венеры!»

79. Так свершился приговор, так закон положен,
И ему из века в век строже быть и строже.
Знайте это, женщины и девицы тоже,
Для которых рыцари клириков дороже!