Он: Ах, подруга моя, когда бы только ты знала,
Как твоей красоте стыдливость твоя не пристала!
Или Венере служи иль не будь подобна Венере;
Службу Венерину я тебе покажу на примере.
Она: Ах, любезный мой друг, я была бы твоей неизменно,
Если бы только ты знал стыдливости должную цену.
Истинной если ты хочешь любви — избегай сладострастья,
Будь и красив и стыдлив — лишь в этом юности счастье.
Он: То, что ты говоришь, наш общий учитель[187] оспорит:
Плох любовник, который желаньем стыда не поборет!
Нет, ты не любишь меня, теперь я знаю наверно;
Сладки речи твои, но, ах, как они лицемерны!
Она: Милый, милый мой друг, твое подозренье обидно:
Верно тебя я люблю, хоть ты и не веришь, как видно.
Страсть непритворна моя; а если забыл ты об этом,
Плечи и груди мои спроси — не замедлят ответом.
Он: Знаю, как груди твои ласкал я рукою под платьем,
Только не знаю я, чьим ты еще отдавалась объятьям.
Ног я касался твоих, они белоснежны и милы,
Только чтоб их разымать, нужны Геркулесовы силы.
Она: Как ты юноша, прост, как мало ты нас разумеешь!
Душу и думу девичью понять ты никак не умеешь.
Дева от ласки бежит, боясь показаться нескромной,
В сердце однако своем ее жаждет и требует томно.
Он: Это бывает, когда свежа еще страстная рана,
И полыхает любовь, охватившая сердце нежданно.
Если же те, кто влюблен, встречаются снова и снова —
Каждый должен быть рад упредить желанья другого.
Она: Ты, а не я, виноват, что любовь твою мучит терзанье,
Ибо твои для меня переменчивы слишком желанья.
С девы на деву желанье твое порхает так живо,
Что и медлительна я, и стыдлива кажусь, и пуглива.
Стих об Амуре
Мальчик Амур украшен крылами
и страшен стрелами.
Возраст ребяческий шумный
есть знак, что любовь неразумна.
В крыльях Амура — летучесть,
а в стрелах — кровавая жгучесть.
Тело Амура — нагое,
его не ухватишь рукою.
Голый, бездумный, летящий,
без промаха луком разящий,
Шлет во все он пределы
свои пятиострые стрелы.
Пять есть средств у Амура,
у всех различна натура:
Зрение, слух, касанье,
засим — вкушенье лобзанья
(Губы с губами сближают,
как с нектаром нектар мешают),
Чтобы на мягкой постели
достигнуть Венериной цели.
Стих благоговейный о любовном исцелении
1. Если бы в устах моих ангельские речи
Обрели нечаянно звуки человечьи,
Даже и тогда бы я не прославил славу,
Коей между смертными отличен по праву.
2. Прозвучи, о речь моя, выкованным словом,[188]
Имя лишь владычицы скрыв своим покровом,
Да не станет ведомо черни обычайной
То, чему повелено быть священной тайной.
3. В роще расцветающей я стоял весенней
С сердцем, полным горестей и недоумений:
Мысля: не на камне ли семена я сею,
Если розу я люблю и расторгнут с нею?
4. Можно ль не отчаяться пламенному духу,
Видя рядом с розою злобную старуху,
От любви блюдущую цвет ее бессонно
И давно достойную царствия Плутона?
5. Вот какие помыслы властвовали мною,
Жаждавшим сразить ее молнийной стрелою;
И сбылась мечта моя, и старуха пала, —
Что же, что же в дивный миг предо мной предстало?
6. Вижу розу между роз, розовую розу,
Вижу росные на ней блещущие слезы,
Вижу звездную красу, не страшны ей грозы,
Вижу ту, к кому летят жаркой страсти грезы.
7. И узрев воочию ту, что всех желанней,
И восторг восчувствовав вышних ликований,
Бросился поспешно я в сладостном стремленье,
И перед прекраснейшей преклонил колени.
8. «Радуйся, — воскликнул я, — аве, дева, аве![189]
Радуйся, меж девами высшая во славе,
Перлов перл и света свет, роза всей вселенной,
Что белее Бланшефлёр и милей Елены!»[190]
9. И она ответила мне таким ответом:
«Тот, кто властвует в любви тем и этим светом,
Тот, кто к солнцу кажет путь всем земным цветеньям,
Будь тебе спасителем, славой и целеньем!»
10. «Дева, — я ответствую, — сердце мне порука,
Что моя тобою лишь исцелится мука:
Древнего учения слово необманно
Писано, что ранивший исцеляет рану».
11. «Я ль тебя поранила? Речи эти странны!
Дабы мне уверовать, покажи мне раны,
Как они получены, молви без коварства,
И тогда целящие я найду лекарства».
12. «И без показания раны зримы свету!
С той поры уж пятое протекает лето,
Как явилась в пляске мне в праздничную пору
Ты, зерцало и окно набожному взору![191]
13. И узрел я дивную, и исшел я в клике:
„Вижу лик в сиянии и сиянье в лике!
Не превыше ли она всякого сравненья?
Не достойна ли она благопоклоненья?“
14. Облик сей блистающий, ласковый и чистый,
Был как воздух горних мест, светлый и лучистый;
Мнилось, не богиня ли сходит с высшей сферы?
Мнилось, то Елена ли иль сама Венера?
15. Золотые волосы, ниспадая нежно,
Обтекали выпуклость шеи белоснежной,
Грудь ее высокая радовала взгляды,
Ароматами дыша ангельского сада.
16. На лице пленительном так сияли очи,
Как сияют на небе звезды в пору ночи;
Словно кость слоновая, белы были зубы;
Тело нежное влекло красотой сугубой.
17. Были крепче всех цепей светлые оковы!
Сердце, дух и ум во мне сразу стали новы!
Говорить душа рвалась, но не знала слова,
И бессилен был порыв языка немого!
18. Вот она, души моей истинная рана,
Коею оттоле я стражду постоянно:
Есть ли кто в подсолнечной более несчастный,
Чем влюбленный, мучимый жаждою напрасной?
19. С той поры стрела любви в сердце неизбывно,
С той поры летит мой стон к небу непрерывно:
Чем я муку заслужил, милостивый боже?[192] —
Так со всеми, кто влюблен, я взываю схоже.
20. Я ни есть, ни пить, ни спать не могу доныне,
Я не ведаю лекарств, чтоб помочь кручине;
Боже, не покинь меня в злом моем недуге,
Дай спасенье обрести в благостной подруге!
21. Таковые жалобы вознося несметно,
В скорби утешения чаял я, но тщетно:
Даже ночью темною я не знал покоя,
Видя взором мысленным розу пред собою.
22. Ныне, дева, видишь ты, сколь глубоко ранен,
Сколь в моих страданиях был я постоянен;
Ныне, роза, смилуйся, осени любовью,
Жизнь верни погибшему, силу и здоровье.
23. Если обрету в тебе свет обетованный, —
Вознесешься во хвале, словно кедр Ливана;[193]
Если ж упование не найдет свершенья, —
То постигнет утлый челн смертное крушенье».
24. И в ответ цветущая обратила слово:
«То, что ты вещаешь мне, для меня не ново;
Я тебе открыла бы новое иное:
Если ты о мне страдал, я страдала вдвое!
вернуться
188
вернуться
190
…