Спешно извинившись, подхожу к стойке. Дэйв мне что-то говорит, но из-за все еще звучащей в ушах аудио-книги я его не слышу. Нервно вожусь со своим смартфоном и, как назло, умудряюсь нажать не ту кнопку. Стихи на громкости выплескиваются из динамика прямо на Дэйва, а вместе с ним – на всех, кто ждет своих заказов в очереди и сидит за столиками.
Повторным нажатием кнопки я обрубаю звук.
– Ой, извини. – Достаю кредитку и протягиваю ее Дэйву.
– Поэзия? – с улыбкой спрашивает тот, обрабатывая мой заказ.
– Слова для души, – машинально повторяю я присказку своих студенческих лет, когда руководила пен-клубом, который был моим детищем лишь потому, что я не отличалась прилежанием в колледже. Руководство клубом куратор вменил мне как наказание с шансом исправиться, но для меня оно, наоборот, оказалось отдушиной. Загадки в стихах интриговали меня и создавали живую связь с моим дедушкой, который не жалел бессчетных часов, помогая мне с подготовкой к собраниям клуба.
– Для души? – Дэйв насмешливо фыркает. – Больше похоже на белиберду из слов, сметенных в кучу: по отдельности ничего не значат, но в совокупности для каждого свои.
– Приобретенный вкус, – соглашаюсь я, принимая обратно карточку. – Вполне сравнимо с анализом прихотей чьего-нибудь кишечника: как раз то, что врачи делают за деньги. Между прочим, залог твоей будущей профессии.
Дэйв смеется:
– Попала в самую точку. Приятно отдохнуть, Сэм.
– И тебе, Дэйв.
Я трогаюсь дальше вдоль стойки, а бариста за ней подает мне мой стакан.
На этом я обычно ухожу, но сегодня решаю занять здесь единственное свободное место. Оно оказывается удачно расположено в углу, с обзором всей кофейни. Если Поэт здесь и может сейчас меня видеть, я тоже хочу его лицезреть.
Я потягиваю кофе, который сегодня на редкость хорош, а сама разглядываю людей в помещении: парочка вечноулыбчивых японцев; двое парней в костюмах, спорящих над каким-то документом перед ними; троица подростков в бейсболках задом наперед; мужчина с вьющимися светло-каштановыми волосами, сидящий ко мне в профиль на другой стороне кофейни. Что-то в его облике меня цепляет. А еще какой-то лысый тип рядом с красивой блондинкой в нарядном розовом платье. Лысость объясняла бы отсутствие ДНК на месте преступления. Этот человек, возможно, привлек бы мое внимание, если б не одно обстоятельство: его внимание целиком направлено на блондинку – точнее, ее бюст. Здесь он определенно не ради меня.
Это все, что я успеваю сделать, прежде чем звонит мой сотовый. Мать-перемать, кто там еще… Я скидываю звонок и начинаю снимать кофейню на видео, не стесняясь и не торопясь. Да, такая вот я дерзкая, когда на кону стоят людские жизни.
Отснятое я сбрасываю Чаку с пояснением, что это такое, и, заручившись от него сигналом о получении, встаю. Попутно бросаю в мусорку пустой стакан и обнаруживаю, что все еще не могу как следует рассмотреть того кудрявого. В поисках лучшего ракурса начинаю медленно, ровной поступью продвигаться к двери и мимо него. С неожиданной резкостью он встает и поворачивается ко мне спиной, эффективно и как будто намеренно блокируя мне обзор.
Я разворачиваюсь и смотрю, как он направляется к урне возле стойки. Рослый, лет сорока с небольшим, то есть не молодой, но и не старый. Дать ему уйти, не выяснив, кто он такой, я не позволю.
Спешу за ним следом, хватаю за руку и спрашиваю, словно обозналась:
– Джо?
Он оборачивается, демонстрируя красный шрам на лице, больше похожий на родимое пятно, чем на свежую травму.
– Нет. Извините. Вы меня с кем-то спутали.
Он и вправду не тот. По крайней мере, не тот человек, которого свидетели видели на поэтическом вечере, – ведь никто из них не упомянул о шраме. Хотя шрам можно было скрыть под слоем макияжа, а сидел он на самых задах театра, где освещение тусклое…
– Вы не напомните, как вас зовут? – упорствую я. – Лицо что-то знакомое.
– Забыть меня не так-то легко. – Его лицо напрягается, и он отводит глаза, прежде чем снова встречается с моими. Тень смущения в его взгляде выказывает подоплеку: он говорит о шраме. – Вообще-то я Джес- си Роу.
Джесси Роу… Теперь я вижу: совсем нормальный и никакой не злыдень. Глупое наблюдение, не имеющее фактической ценности, но нутром я чую, что непременно узнала бы, если б он был тем самым. Моя рука, все это время не отпускавшая его, падает вниз.