Диск солнца пожелтел от страсти вечной,
Царям поставлен мат в игре сердечной.
Я пленник твой, ты надо мной царица,
Пусть умереть у ног твоих случится.
О, как я ранен этим небреженьем!
Ты зеркала сжигаешь отраженьем,
То кротость явишь, то души мятежность,
О, как приятна сердцу милой нежность!
Царица грез, твой взор подобен раю,
Как божество, тебя я обожаю.
Вновь Хорезми весну дарует свету,
Явив своей любви поэму эту.
Душа жива, коль полюбить сумела,
Любви же не назначил Бог предела.
Что есть любовь? — Отвечу без сомненья:
«Страданье, что не знает исцеленья».
Куда успел ты, кравчий, удалиться?
Залей мне душу — сердце обновится!
Дремотная судьба, проснись скорее,
Неси вина — и станем мы мудрее!
У каждого — свои на свете грезы,
Довольно мне вина и милой розы!
Певец иракский пусть среди дурмана
Споет нам песнь под звуки сефахана.
Газель
Испей, о роза, в светлом изумленье
Вина, рдяного, как души горенье.
И, как еще ни молодо оно,
Огонь твоих ланит придет в волненье.
Любовь твоя, красавица, таит
Во всех своих уловках — наслажденье.
Все силы тратишь ты на красоту,
Потрать хоть малость сердцу в утешенье.
Лишь раз сидели мы плечом к плечу,
Я помню этот миг, как откровенье,
Такого въяве не изведать мне, —
Лишь только в исступленном сновиденье.
Стан твой в объятьях, как охапку роз,
Не удержать — напрасное стремленье.
Отважна ты от хмеля и красы,
Я ж, страстью пьян, молю об избавленье.
Тюрчанка в черном — Хорезми разит
Мечом жеманства всем на удивленье.
Не исчерпались речи, но — смолчать
В очах ее читаю повеленье.
Обращение к Богу
Аллах, не дай душе вселенской ночи,
Святую веру охрани от порчи!
Ты созидаешь из колючек — розы,
Не отвергай же покаянья слезы.
О бек, как солнце, полон ты сиянья!
Пусть Бог исполнит все твои желанья.
Бек Мухаммед Ходжа, Джамшиду ровня,
Ты — средоточьем мира стал сегодня.
Так прояви ж свою к искусству милость,
Чтоб щедрость бека нам годами снилась.
Дай бог рассыпать жемчуг слов для шаха,
Пред кем и гордецы дрожат от страха.
Кыйт'у[52] — на удивление народу —
Сложу, чтоб ты постиг мою природу.
Кыйт'а
В силках корысти не хочу пропасть я,
Я рею над дворцами птицей счастья[53],
Мир покорил язык мой, остр, как меч.
Над царством скромных нужд имею власть я.
В мечеть я захожу и в харабат,
И хмеля, и молитвы знаю сласть я.
Султана, как бы ни был он могуч,
От алчности не стану восхвалять я.
Твой род прославив до конца времен,
Сумел владыке верным другом стать я.
Конец книги
Я создал «Мухаббат-наме» для мира
На берегу стремительного Сыра[54].
Пусть ты стоишь с самим Джамшидом рядом,
Но удостой мое творенье взглядом.
Сравнишь ли с Фатихой[55] сей слог нетленный,
Возрадуется Хорезми блаженный!
В году семь сотен пятьдесят четвертом[56]
Я завершил сей сладкий труд с почетом.
Но под конец послал Создатель милость:
Еще одно сказанье мне явилось.
Рассказ
вернуться
53
В подлиннике Хорезми — Хумаюн, или Хума, то есть птица-феникс, делающая счастливым каждого, на кого упадет ее тень.