Где Рустам? Лишь тишина звенит в ушах.
Где теперь Ануширван, правдивый шах?
Где воинственный Махмуд, Газны султан?
Где Хосров и где Ширин? Где Зулькарнайн[62]?
Где другой султан, Азам, что под конец
Выбрал дервиша колпак, отдав венец?
Каждый думал, держит Божий мир в руке,
Каждый белый свет покинул налегке,
В бело-мертвенную бязь заворотясь,
Оставляя на земле и кровь, и грязь,
И обилие скота, и роскошь яств,
И удачу, и престол, и блеск богатств.
В мир пришел — уже готовься уходить,
Поспешай по мере сил добро творить.
Полон чадами Адама чернозем,
Все своим уходят в землю чередом.
С каждым шагом, попирая лик земли,
Топчем лица, прахом легшие в пыли.
Распускается нарцисс под пенье птиц:
Кудри желтые — как локоны юниц.
Расцветает гиацинт в струенье дней:
Кудри черные — как локоны царей.
Сколько их уж приняла земля сыра,
В ней лежат они дни, ночи, вечера.
Кто султан из них? Кто раб, а кто — эмир?
Кто богач? Кто — мудрый шейх, презревший мир?
Кто здесь воин, кто старик и кто — юнец?
Помни Господа, когда придет конец.
Чей-то прах взметут лучистые ветра,
Чьи-то кости чисто выбелит жара,
Нищ, богат, велик, ничтожен? Не узнать.
Раб, султан, ходжа, вельможа? Не узнать.
В доказательство пример вам приведу:
В нем едином — мед со всех цветов в саду.
*
Иисус-пророк в скитальчестве своем
По сирийской шел пустыне жарким днем,
Увидал он над рекой зеленый луг:
Струи блещут, птицы тенькают вокруг.
Омовенье совершая в добрый час,
Чтоб в опрятности творить потом намаз,
Иисус увидел глыбу средь камней:
Страшный череп белизной сверкал на ней.
Ни очей, ни уст, ни тела — ничего
Не имелось у несчастного сего.
Сын Марии, потеряв души покой,
Посочувствовал той участи людской:
«Много видел я, — сказал он, — дел земных,
Но такого не встречал я среди них!»
Письмена он возле черепа узрел:
«Человечья голова — вот твой предел!
Испытаний много даст тебе Аллах,
Прежде чем душа взовьется на крылах…»
Иисус пошел к злосчастной голове,
Чтоб разведать о мирской ее судьбе:
«О иссохшая глава, чьей ты была?
Может, прежде ты красавицей слыла?
Господина ты венчала иль раба,
Голова, чья так безрадостна судьба?
Ты вельможным богачом была в миру
Иль жила бродягой нищим на ветру?
Ты щедра или скупа в миру была?
Благонравна или низменна и зла?»
Волей Божьей, словно бы издалека,
Скорбный череп провещал без языка:
«Слушай же — я расскажу судьбу мою.
Ни одной из бед своих не утаю.
В бренном мире я великим был царем,
Яств-богатств никто б не счел в дому моем.
Славен был я, справедливый государь.
Так меня и прозывали — Череп-царь.
Град огромный был столицею моей,
Не исчислить, сколько зданий было в ней;
Вдоль — пять дней и поперек — три дня пути,
Недовольных мною было не найти.
Там дворец возвел я новый — подивись! —
Десять тысяч мер в длину и столько ж — ввысь.
Кто извне был — громко славил власть мою,
Кто вовне был — тот как будто был в раю.
Не взойдешь шутя на крышу — высока,
А взберешься — окунешься в облака.