Я испытал все виды наказаний.
Но я вернулся из страны терзаний.
Казнимый, ждал, что облегчишь ты долю.
Теперь прощай — я ухожу на волю.
Твой образ милый — глаз моих услада,
Но не отведал я плодов из сада.
К устам твоим стремился я когда-то:
Ведь красота не избежит зяката[50].
Все время, что провел с тобою рядом,
Я жертвой был твоей, казнимой взглядом.
В иной предел я ухожу молиться,
Там сердце я отдам другой царице.
Не счесть красавиц, чьи глаза — нарциссы,
Уста что сахар и повадки рысьи.
Но все же — я в силках назло невзгодам,
Ведь и твои насмешки льются медом.
Яви же милость ты к мольбе смиренной,
О свет очей моих, дух плоти бренной!
Пока есть мир, одна ты небожитель,
Покуда есть душа, я твой служитель.
Душа, твой образ выше всех сравнений!
Душа, я — вечный раб своих мучений!
Как невозможно нам избегнуть смерти,
Так узы нам нельзя расторгнуть эти.
Прослыв среди людей одним из умниц,
В твоих оковах я опять — безумец!
Мне без тебя не нужно воскрешенья,
Быть без души — нет худшего лишенья.
Твой взор опять раздует пламя сердца,
К любым гоненьям можно притерпеться.
Красу Бог создал с оговоркой тою,
Что несовместны верность с красотою.
В любви нельзя стенать, ломая руки.
Приятней скучной преданности — муки.
На все гоненья отвечать любовью
Приучен я, не внемля суесловью.
Бог, одарив тебя красою пери,
В алхимию любви открыл мне двери.
Здесь, красноречьем Хорезми сраженный,
Сломал перо Меркурий побежденный.
Маснави
Эй, кравчий, дай нам этой доброй влаги,
Душа опять взлетает ввысь в отваге!
Настанет срок — увянут все соцветья,
Ведь смертному не суждено бессмертья.
Из десяти посланий кончил свод я,
Еще одно хочу сложить сегодня.
Послание одиннадцатое
Свеча любви, тебе ль сердца не рады?
Луна, как воск, оплавилась с досады.
Цвет райских роз в твоем румянце ярком,
Тебя судьба явила мне подарком.
Мед, сахар иль родник — любимой губы?
Твои слова мне больше жизни любы.
Я сравнивать с цветами не устану
Лицо твое, подобное тюльпану.
Глазам твоим завидуют нарциссы,
Склонились пред тобою кипарисы.
Ведь кипарис лишь выглядит вельможным:
Вблизи тебя он кажется ничтожным.
Ты — древо яблок и цветов граната,
Горит твой подбородок ярче злата.
Тюльпаны рады твоему румянцу,
Он пламенем подобен померанцу.
Когда уста улыбкой озаряешь,
Весь мир сияньем ты переполняешь.
Бессмертью уподоблю ночь свиданья,
Сто солнц — лишь отсвет твоего сиянья.
Когда лицо твое я проницаю,
«О зеркало души!» — я восклицаю.
Почетом, как Джамшид, осыпан нищий,
Я ныне с солнцем под одною крышей.
Как пред дворцом царя, пред ликом милой
Я восхвалю Творца с сердечной силой.
Твой образ озаряет мирозданье:
Велик Аллах! Светло Его созданье!
Любовь всегда рождает жизнь желаний,
Моя ж — достойна ста существований.
Твой милый облик — празднество поэта,
Сияющий твой лик — источник света.
Влюбленный страстно, верен я обету.
Не жаль мне жизнь тебе отдать, как жертву!
Мир услыхал поэта воздыханья.
Прах источил любви благоуханья.
Кто к сей красе не обладает вкусом,
Тот не живет, хоть будь он Иисусом[51].
вернуться
51
Согласно распространенной в Средние века мусульманской легенде, пророк Иисус был взят на небо живым. Эту легенду, скорее всего, привнесли в ислам новообращенные мусульмане и матери-христианки. Как бы то ни было, эта мифическая легенда впоследствии превратилась в устойчивое религиозное верование суннитского ислама.