Сейчас он явно был по ту сторону. За гранью, в невесомом и дымчатом межмирье, где призраки куда живее бесплотных веток деревьев.
— Где мой брат?
Вместе со словами в воздухе облачка пара, под тугим сюртуком и пальто рубашка насквозь мокрая от слишком иной энергии. В едином движении призраки поворачиваются в одну сторону, медленно и тяжело поднимая руки.
Указывают.
Сердце брата еле бьётся сейчас в жёсткой клетке рёбер. Фигура Драгоша где-то впереди, живая, яркая.
Кости под кожей налиты свинцом и до невозможности болят.
В тех местах, где на них запечатлены поцелуи врат в такой мир. В мир, откуда вернулся Драгош. Под подушечками пальцев вместо мягкой тёплой пульсации что-то невесомое и тонкое.
Стефан был готов располосовать всего себя, разлить всю кровь по мёртвой проклятой земле леса Хойя-Бачу, чтобы влить жизнь в брата.
Призраки танцевали. Кружили с лёгким шелестом вокруг пня с тремя свечами и съёжившимся Драгошем, чьи пальцы снова и снова хватали сырую землю.
К нему склонилось нечто.
Даже не призрак, а что-то жадное, вынимающее жизнь секунда за секундой. Чёрные нити, как длинные пальцы, тянулись к Драгошу, проникая сквозь одежду и даже кожу — в самое сердце. Стефан видел, как с рук брата в землю с шипением стекает багряная и горячая кровь.
То ли сам древний лес, то ли мёртвый дух принимали дар.
Как сквозь толщу воды, с мелкими и резкими вдохами Стефан шёл к брату. Сейчас здесь в иной реальности, невесомой и едва ли не хлипкой он видел хрупкую связь между собой и Драгошем.
Две тонкие натянутые струны. Одна чуть подрагивала, прозрачно-голубая, как вены под кожей, по которым бежит жизнь.
Другая, темнее, как пепел среди потухших углей.
Призраки льнули к этой связи, перебирали её пальцами.
Путеводная нить, чтобы зацепиться за краешек мира и не соскользнуть куда-то за край.
Однажды Стефан сказал, что те, кто остаются, возможно, трусливы. Драгош от этих слов пришёл в полное возмущение, долго распинался про их суть, приводя едва ли не научные аргументы, а потом, увидев полное замешательство брата, вдруг вздохнул:
— А ты хотел бы уйти туда один? Возможно, каждый из них ищет попутчика. Или подглядывает за нами. Тебе ли не знать, как это страшно — умереть.
Сейчас Стефан понимал. Вокруг было слишком много мёртвых, их боли и тоски. И теперь всё чётче он слышал их истории, задыхаясь от монотонных голосов и несвязного бормотания.
Но у него свой маяк.
Стук сердца, такого живого, что казалось оно бьётся сейчас из одного только упрямства.
И струна брата медленно таяла, оставляя в воздухе перистый след, как от пролитых на влажную бумагу чернил. Пальцы проходили насквозь, как и через всё вокруг. А руки призраков вдруг сжимались всё плотнее на запястьях.
Могильным холодом, гнилой почвой, перегнившими листьями и выбеленными костями.
Тварь, чем она ни была, вдруг шагнула к Драгошу, ближе и ближе, коснулась его плеч, и от этого прикосновения тот взвыл. Страшно, потерянно, дико. Не от боли, а от чего-то уходящего или потерянного безвозвратно.
Стефан ощутил его боль, как свою. Выстрелы в самые кости.
И сердце Драгоша остановилось. Как показалось — навсегда.
Призраки кружили, бились вокруг этого создания в какой-то бессильной злобе. Всё с теми же пустыми лицами и безмолвием рваных слов.
…помоги нам.
…он уничтожит нас. заберёт наши души…
…держи брата.
…мы пусты, мы разбитые мечты и угасшие жизни…
…он нужен нам…
…соль, соль, соль, мерзкая соль…
Однажды он навредил призраку своим даром жизни, собранным одной волей. Сможет и сейчас, пока тонкая струна Драгоша не распалась совсем, переплетенная с пульсирующей жизнью. Стефан знал — брат ещё не шагнул за грань. Дар пополам, но кровь одна. Тяжелее вздохи, но Драгош ещё не выскользнул из этого мира.
Стефан посмотрел на свои руки, в сером сумраке леса едва ли не такие же призрачные, как и всё вокруг. Сейчас ему просто надо ощутить дар Драгоша. И ко всем чертям собачьим упокоить эту тварь!
Призраки витали над черепом и свечами, быстро, туда-сюда, как мотыльки.
Их всё больше, плотнее воздух от них. Безумный хоровод мертвецов под сводом искривленных деревьев в глубине леса, из которого нет возврата.
Стефан кинулся резко к духу, одним движением, собрав всю волю в один удар призрачного скальпеля в руках, которым стал дар его жизни.
Взметнулись полы плаща. Стефан пружиной оттолкнулся от земли и завис на мгновение в ночном воздухе.
И тут же приземлился рядом с Драгошем, вставая яростным щитом между ним и его смертью. Боль и гнев — тоже оружие. Разорвал их касание, ощутив, как отпустило Драгоша.
Оставь его, человек. У него почти нет жизни. Я всё забрал. Он мой.
— Нет. Его кровь — моя кровь. Придётся тебе справиться со мной тоже.
Глупо, так глупо. Я заберу вас обоих. И выберусь из этого леса на свободу.
— Давай! Тебя не отпустят. Ты — нечто, на что стекаются все призраки леса.
Я — смерть. Часть твоего брата. Я и есть твой брат. Посмотри же.
В следующее мгновение Стефану показалось, что у него помутился рассудок.
В глубине тёмного духа и правда проглядывал силуэт Драгоша. Бесформенное до этого лицо преобразилось в такое знакомое. Только глаза, наполненные первозданной тьмой, мертвы.
Перед ним был его брат. И в то же время не он.
Тот, кем Драгош мог бы стать однажды — повелителем мертвецов, крадущим жизнь, иссушающий человеческие души и тела. Не холод, а колючее ничто коснулось воздуха рядом со Стефаном, и его отшатнуло от ужаса.
Драгош оставил здесь меня. Он пришёл сюда избавиться от своего дара. И бродил, как ты сейчас, среди призраков. Он почти умер здесь, оставив меня здесь. Бросил! Я — его сила. Я — смерть.
— Уходи, — глухо предложил Стефан. — У тебя есть целый лес, в конце концов. Мы тебе не нужны.
Нет! Но я могу не трогать тебя. Заберу только одного… Ан-то-нес-ку. Зачем тебе брат? Зачем ты ему, вечно вдали от дома? Зачем жизни быть рядом со смертью?
Шагнув назад по мягкой почве, Стефан едва заметно вытянул бесплотную и невесомую руку чуть в сторону.
— Одному врачевать раны, другому успокаивать метущиеся души.
— Какие бы призраки нас не разделяли…
— Я всегда буду рядом, — закончили они одновременно.
Призраки взвились вокруг дымками и облачками, касаясь не братьев, а того нечто, что чуждо даже им. Ни мёртвый, ни живой, но жаждущий жизни и тепла.
И в своей призрачной руке Стефан ощущал крепкую и уверенную ладонь Драгоша, который теперь стоял рядом, сосредоточенный и тихий. С виду нельзя было сказать, что он делал, но хрупкая струна его дара выгнулась дугой, расточая энергию смерти.
Умерщвление души, вечный покой, холодный мрак гробниц, горьковатый запах трав против злых духов.
И Стефан, как мог, напрягши всю свою волю, сплетал иное с этой силой.
Наговоры и заветы, свет надежды и исцеления, немного живой крови и ловкие движения пальцев.
Невесомое кружево жизни, трепетное и ломкое.
Тяжёлое полотно смерти, горькое и туманное.
Дух ёжился и сопротивлялся, скрёбся и полз к ним, припадая к земле, всё ещё в облике Драгоша, скалился так, что с клыков в землю капала густая ядовитая слюна. Его сильная воля сминала энергию жизни и смерти в каком-то цепком отчаянии.
Силы Драгоша угасали.
Посмотри на меня, Драгош. Посмотри в глаза — ты ведь хотел этого. Хотел стать сильнее. Впусти меня.