Когда дым рассеялся, они вернулись назад. Искореженная дверца сейфа висела на одной петле. Луч фонаря скользнул по стенке и остановился, уткнувшись в плотные, затянутые в целлофан пачки денег.
Фарш достал из сумки мешок из черной прорезиненной ткани и бросил его на пол.
— Сгребайте башли в тару, и уходим.
Тяжелые блоки с долларами походили на кирпичи. В каждой упаковке по десять пачек, в каждой пачке по сто стодолларовых купюр. Хрящ пытался сосчитать количество брикетов: их было тридцать.
Нехитрая арифметика вывела в его сознании сумму в три миллиона долларов.
Фарш поднял мешок и хмыкнул.
— Не так уж много, как я думал. Правда, для вас этот груз слишком тяжел. Не по годам ноша. Пошли, шмакодявки. «Нас ждет веселый поезд!» Как там дальше поется?
Фарш шел первым. Это и стало его последней ошибкой. Слишком рано расслабился.
Хрящ достал пистолет и выстрелил ему в затылок в тот момент, когда здоровяк спустился с крыльца на тропинку.
— Три ноль в мою пользу, — усмехнулся Хрящ.
Монтер не спускал глаз с дома, оставаясь сидеть на столбе. Как только Фарш повалился на землю. Монтер достал из сумки рашпиль, снял с него ручку и оголил острый чугунный наконечник.
Прикинув расстояние, он примерился и швырнул напильник вниз.
Арбалет стоял возле машины, облокотившись на капот, и курил.
Заостренный четырехгранный наконечник инструмента вонзился ему в темя и погрузился в череп на половину своей длины.
Монтер сбросил сумку на землю и начал спешно спускаться. Труп Арбалета оказался слишком тяжелым. На участок его не поволокли, а запихнули в салон аварийки. Все трое уместились в кабине, и машина тронулась с места. За рулем сидел Хрящ, он и командовал парадом.
— Вот что, подельнички, дело наше дрянь. Таким губошлепам как наши амбалы-покойнички, хозяева не доверили бы большого дела. Речь идет о большом куше. А это значит, что где-то стоит капкан. До шоссе нам не добраться живыми. Нужно сгинуть раньше чем нас чикнут.
— Твоему чутью можно верить, Хрящ. Только с такой ношей нам далеко не уйти.
— А далеко и не надо.
Пролесок закончился, и с правой стороны открылось поле, покрытое жухлой прошлогодней травой. Хрящ не раздумывал и свернул с дороги на открытый простор.
Машина прыгала по кочкам, но тянула. Впереди вновь показался пролесок. У опушки Хрящ снизил скорость и выехал на поляну.
— Машину видно с дороги, — сказал Гном. — Надо бы углубиться метров на двадцать.
— Попробуем.
Хрящ крутил баранкой, петляя между соснами. Они забирались в чащу все глубже и глубже, пока не выехали к оврагу.
— Ну вот и все. Баста! — подвел итог водитель. — Амбала посадим за руль. Ты, Монтер, возьми лопаты. Они нам пригодятся. Далеко с мешком мы не уйдем, но и близко от телеги копать нельзя. Неровен час, собак по следу пустят. Уйдем, насколько сил хватит.
Арбалета затащили в кабину и усадили на место шофера. Хрящ завел двигатель, сдвинул машину с откоса и спрыгнул. Аварийка скатилась в овраг и уткнулась носом в болотную жижу.
Хрящ взвалил мешок на спину.
— Ничего, терпимо. Я бы и второй такой уволок. Вперед.
Монтер нес лопаты, а Гном едва поспевал за своими подельниками.
Шли долго, углубляясь в лес, но Хрящ не останавливался. Он кряхтел, пыхтел, обливался потом, но шел.
Солнце уже катилось к закату, когда трое невысоких мужичков в униформе «Горэнерго» вышли на опушку.
— Это что? — спросил Гном.
— Похоже на больницу. Видишь, возле корпуса машины с красным крестом стоят. Аллейки, лавочки, цветочки, — предположил Монтер.
— На «скорой помощи» можно далеко уехать, — сказал Гном.
— Не пойдет, — коротко отрезал Хрящ. — Туда гляди. «Каблук» нам больше подойдет.
Возле одноэтажного домика с табличкой «Прачечная» стоял «Москвич».
Мини-фургончик выглядел очень соблазнительно.
— Я сяду за руль, а вы в будку полезайте. Авось пронесет.
Грабители перешли по мостику через овраг и попали на территорию городской больницы. Мешок с добычей забросили в салон, и туда же залезли Гном и Монтер. Хрящ, не теряя времени, сел за руль, выдернул провода из замка зажигания и соединил их напрямую. Машина завелась.
Пропажу заметили не сразу. «Каблучок» уже ехал по шоссе, и Хрящ считал, что дело сделано и проблемы позади. Его сообщники в это время тряслись в фургоне и пытались закрыть задние дверцы.
— Черт! — ворчал Монтер. — Они закрываются только снаружи. Здесь даже ручек нет. Нас остановят!
Гном вынул шнурок из ботинка и подал Монтеру.
— Пропусти его сквозь дырки в створках и завяжи. Главное, чтобы не хлопали.
Гном с тоской посмотрел на мешок с добычей. Лучше бы его не было.
Ничего хорошего он не ждал от груды денег. Ходишь, щиплешь кошельки по рынкам и точно знаешь, что получишь. Зря он пошел на это дело. Теперь жизни не будет.
Слишком большой кусок, чтобы его проглотить. Поперхнешься.
Гном не любил деньги. Он работал из любви к искусству. Таких осталось мало. Но Хрящ своего не упустит. Гном запомнил его глаза, когда они перегружали деньги в мешок. Заболел мужик. Зацепило его, и уже не спасешь. Да и Монтер — парень бесхребетный. Тот авторитетам в рот смотрит. Спрыгнуть бы сейчас и вернуться обратно в деревню к Нюрке под бочок. Нормально жили.
Но Гном не спрыгнул. Машина мчалась дальше, и уже стало ясно, что погони не будет.
— Видать, каждому — свое, — с тоской прошептал Гном.
Сквозь витринное стекло отчетливо проглядывала табличка, где черным по белому было написано, что перерыв закончится в восемнадцать часов.
Молодой человек дернул за сверкающую бронзой дверную ручку, но, как и следовало ожидать, дверь осталась на месте.
Стрелки циферблата показывали шестнадцать часов без одной минуты.
Он поднял голову и, словно в подтверждение, прочел неоновую вывеску: «Савой».
Ему ли не знать, где находится «Савой». В те времена, когда ресторан имел реальные цены и назывался «Берлином», они отмечали в нем очередные и внеочередные звания. Теперь здесь кутили люди другого сорта, но тем не менее он не успел забыть адрес и не мог перепутать дверь.
Молодой человек поправил галстук и постучал по полированному стеклу.
Шелковая занавеска слегка отодвинулась, и возникла холеная физиономия швейцара. Затем появилась рука, и щеколда сработала. Дверь приоткрылась, и в проеме сверкнула золотым шитьем ливрея, похожая на маршальский мундир.
— Привет, генерал. Мне нужен господин Шевцов.
— Как доложить? — холодно спросил швейцар.
— Доложи его величеству, что прибыл его холоп Трошин, сын Макара, с челобитной.
Бледное напудренное лицо лакея оставалось ледяным. Он отошел, уступая дорогу.
— Проходите налево. Через зал.
Ресторан, погруженный в полумрак, пустовал. Шелковые занавески приспущены, на белых скатертях искорками сверкал хрусталь. Непривычная тишина.
Вместо снующих между столиками официантов замерли в позе истуканов несколько человеко-быков с трафаретными физиономиями. Слабый звук столовых приборов доносился из дальнего угла. За крайним столиком у окна сидел мужчина и мирно поглощал блюда высококлассной кухни. Гость прошел к уставленному разнообразной снедью столу и остановился в двух шагах, разглядывая особо важную персону с вилкой и ножом в руках. На вид ему было чуть больше пятидесяти, благородная седина на висках, смуглое лицо, голубые глаза, полированные ногти, безупречный костюм, белоснежная сорочка, «Порода так и прет, — подумал молодой человек. — Такой и в бушлате марку держать сумеет».
Увидев подошедшего, элегантный господин прервал тщательное пережевывание и оценивающе осмотрел пришельца. Его синие глаза выражали любопытство ребенка, разглядывающего мартышку в зоопарке. Наивность и бесцеремонность немного смутили гостя, и он вновь поправил узел галстука.
— Вы Дмитрий Николаевич Шевцов? — спросил пришелец, словно в зале находились по меньшей мере два человека за разными столиками.
— А вы от Никанора Евдокимыча?
— Совершенно верно. Меня зовут Филипп Макарович Трошин. — Шевцов положил вилку и указал на свободный стул.