В чем же смысл этих настроений, так характерных для «Перевала»? В том, что их творчество есть своеобразная форма протеста против социалистического строительства — протеста тех общественных групп, реакционные стремления которых художественно выражают перевальцы в своем творчестве.
Им нет никакого дела до тех гигантских успехов, которые проделало социалистическое строительство. Нет дела потому, что для «Перевала» не пролетарская революция является органически своим, а тот мир, который в корне уничтожает революция. Не случайно наша злободневность — социалистическое соревнование, сбор утильсырья, сплошная коллективизация деревни и т.д. — для искусства, как его понимают перевальцы, непригодный материал.
Характерно, что это явно реакционное отношение к социалистической революции со стороны искусства нашло себе оправдание в работах перевальских теоретиков. Воронский, который неотделим от «Перевала», его идейный руководитель не только в былое время, но и сейчас, сумел подвести под социальную устремленность перевальцев явно враждебные революции теоретические обоснования. Пытаясь быть «ортодоксальным» марксистом, Воронский недвусмысленно писал, что «настоящее революционное пролетарское искусство не в том, чтобы выкрикивать очередные злободневные лозунги, не в описании бравых комсомольцев, шагающих гордым шагом, не в фотографических карточках заседаний» на которых самоотверженные наркомы и заведующие «разрываются на части» и гибнут у письменного стола, и не в хитроумных обманах Главлита, редактора, – а в том, чтобы дать почувствовать читателю, что в основе произведения лежит действительно новая, действительно революционная (?) эмоциональная доминанта (?), новый материал, новое открытие».
Правда, тут еще нет ничего опасного, Воронений только ставит под сомнение правильное утверждение Плеханова, «что есть эпохи, когда не только критики, но и само художественное творчество бывает полно публицистического духа», и что оно всё же искусство и имеет право на существование. Здесь Воронский очень осторожно производит ревизию марксизма по «социальному заказу» своей армии, расположившейся на «Перевале». Армия ждет от полководца команды, ждет сигнала, когда выступать.
Как же выступает эта армия, как воплощаются в жизнь слова учителя о новом революционном искусстве, как преломляется на практике теория Воронского о «живом человеке», эмоциональном искусстве, искусстве, развивающем перед человеком «всю сложную гамму слитных и ясных чувств, настроений и мыслей»? Лучше всего об этом говорят антология «Перевальцы» и № 7 «Ровесники».
Художественная правда, исходящая из уст людей, организовавшихся под знаком «борьбы во имя освобождения всего человечества», — весьма горькая правда.
Напрасно читатель будет там искать людей нашего времени, тех людей, с которыми ему приходится сталкиваться в своей повседневной работе. Образы современности у перевальцев — это люди, далекие от нашей эпохи, «люди не от мира сего». Из семнадцати рассказов, помещенных в антологии, одиннадцать «жестоких рассказов», закованных в «железный круг», — о лосях, волках, бабе-яге и т.д. Леонид Завадовский на протяжении семнадцати страниц старательно показывает читателю жизнь самки-волчицы; с человеческой (опять в широком смысле этого слова, сиречь в перевальском) чуткостью подходит писатель к своей теме. С необыкновенный волнением старается проследить жизнь матери, вечно беспокоющейся о своих детях. Рассказ лирический: автор подолгу останавливается на природе, передавая с большим Мастерством тишину лесных опушек и шелест падающих сухих, обреченных на гибель листьев. «Наступил сентябрь. Листва на березах горела оранжевым тихим огнем. В теплых лучах грустного солнца боярышник и осина обрызгались кровью. Паутина садилась на травы и кусты, перевивая их блестящую талию. Стояла тишина: с шелестом падал сухой, умерший лист на потемневшую траву».
Чистым пейзажам отводят перевальцы и в стихах, и в прозе почетное место, не говоря уже о том, что десятки вещей — «сплошные пейзажи».
Сухие опавшие листья По склону оврага шуршат. Как шкура огромная лисья, Осеннего леса наряд. Поникшие гроздья рябины И ветра пронзительный свист, Качнется верхушка осины, Закружится сорванный лист…