Расплатившись за булочки, она поспешила покинуть магазин, но в парк не пошла. Заставив себя развернуться, Элинор направилась в противоположную сторону. Прижимая к себе пакет с покупками, она шла и шла, раскланиваясь со старыми знакомыми, с соседями, с няньками, гувернантками и горничными, что служили в этом квартале, и старательно делала вид, что в доме мистера Гамильтона ничего необычного не происходит.
Когда миссис Гамильтон ушла в первый раз, Элинор была напугана и шокирована. И еще больше шокировало ее поведение обычно такого любезного и заботливого мистера Гамильтона: он не был ни удивлен, ни встревожен. И, как оказалось, не зря. Спустя полдня принесли телеграмму, в которой миссис Гамильтон сообщила, что «прекрасно обосновалась в пансионе, погода отличная, и вода здесь поистине целебная». Она вернется, как только почувствует себя лучше. А потом это повторилось еще и еще раз. Мистер Гамильтон лишь кивал и покорно оплачивал счета своей жены.
Постепенно в сердце Элинор прокралась жалость. Мистер Гамильтон не делал ничего способного обидеть жену, он был сама предупредительность, сама заботливость, и тем не менее миссис Гамильтон раз за разом сбегала, точно рвущаяся из клетки птица. Среди слуг начинали уже ходить сплетни самого мерзкого характера, и Элинор, как могла, пресекала их. Ей, конечно, хотелось бы сделать больше. Элинор все бы отдала, только бы мистер Гамильтон… здесь Элинор всегда обрывала себя, не позволяя ни мечтать, ни загадывать. Велела себе мыслить разумно и рационально. Велела себе соблюдать правила приличия и не воображать лишнего. Это лишь в романах у благородных господ на чердаке живет сумасшедшая жена, а сердце его между тем отдано простой, скромной гувернантке. В реальной жизни давно уже нет чердаков, жене – нормальная она или безумная – вполне прилично уехать на воды, а гувернантке следует знать свое место. К тому же, признаться, в глубине души Элинор ненавидела романы, полные неестественных, в жизни не встречающихся характеров и ситуаций. У нее, в конце концов, есть своя работа.
Была.
В последний раз, уйдя – следует говорить «сбежав»? – из дома, миссис Гамильтон забрала с собой Джеймса. Телеграммы, вопреки обыкновению, получено не было.
Напряжение все копилось, копилось, и днями вдруг Элинор начало мерещиться невесть что. Взять хотя бы тот странный след в гардеробной! Будь жива тетушка Эмилия, она непременно сказала бы, что миссис Гамильтон и Джеймса похитили феи. В какую-то минуту Элинор и сама почти поверила в подобную ерунду. Обстановка к тому располагала: коридор в полумраке, открытая дверь в спальню хозяйки – горничных в доме мистера Гамильтона не помешало бы хорошенько отругать за такую беспечность и за вечные сквозняки, что вызывали эти незакрытые двери. В самой комнате сладкий запах духов, зловещий скрип дверцы гардеробной и странный след. Воображение Элинор сыграло не в первый раз против нее, и она, перепугавшись, бросилась к мистеру Гамильтону, чтобы рассказать о следе. В точности как тетя Эмилия в худшие ее дни. Голова тетушки была полна подобных идей, полна теней и призраков, и Элинор так и не сумела разобраться, верила ли та хотя бы во что-то, или все это было только ради рекламы.
Часы на перекрестке пробили полдень, и Элинор поняла, что безнадежно опоздала. Давным-давно она должна была прийти домой с прогулки. Пусть Джеймса сейчас нет, но он ведь может вернуться в любой момент. Элинор хотела в это верить.
Едва не выронив пакет с булочками, она поспешно развернулась, подобрала подол юбки и пошла так быстро, как только позволяли приличия. Пришлось задержаться на перекрестке, пропуская несколько экипажей, а затем, конечно же, развязался шнурок на левом ботинке. Элинор терпеть не могла тратить время на застегивание пуговичек, выбирала простую, удобную обувь, но за это приходилось платить такими вот мелкими неприятностями. Пришлось присесть, хотя выглядело это не слишком изящно и не очень прилично, и завязать шнурки. Выпрямившись, Элинор вновь прижала пакет с булочками к груди (ну что с ними теперь делать? Надо было все же скормить птицам!) и собралась уже пересечь улицу. И замерла.
Шагах в десяти от нее, возле фонаря, стоял мужчина, высокий, красивый, прилично одетый – совершенно определенно джентльмен. Он поигрывал часами на цепочке, не сводя глаз с дома Гамильтонов. Лицо его, волосы с легкой сединой показались Элинор смутно знакомыми, но она никак не могла уловить, где же видела этого человека. А еще – иррационально, совершенно бессмысленно – он показался ей зловещим. Да и то правда, зачем бы приличному человеку сверлить взглядом чужой дом? Кто он? Филер? Журналист? Появилась шальная мысль, что нужно подойти к нему и спросить, но Элинор себя одернула. Это невозможно, это неприлично, и, в конце концов, на это у нее не хватит духу. Значит, решила она, нужно рассказать мистеру Гамильтону. Может быть, это его старый приятель. А может, человек, злоумышляющий что-то против семьи.