– Нет, но если ты хочешь и дальше их похищать, то мы можем договориться.
– Молчите, оба. – Старуха щелкнула языком. – Тераэт, иди наверх и спроси у капитана, через сколько дней мы прибудем в Жериас.
Он задержал на мне свой взгляд. Лицо у него было как у праведника.
– Мы не торгуем рабами.
– Как скажешь, хозяин.
– Тераэт, иди же.
Нахмурившись, он кивнул матери, на прощание еще раз взглянул на меня и вышел.
Я искоса посмотрел на Хамезру.
– Он ведь приемный, да?
Уголок ее рта дернулся.
– Он решил стать похожим на отца.
Я опешил. Для меня-то это был риторический вопрос. Я был уверен, что Тераэт и Хамезра – не родственники. Для них двоих подходила метафора «день и ночь». Он – ванэ Манола. Она – ванэ из Кирписа.
По крайней мере, я так думал. Но женщина, неотъемлемую часть жизни которой составляли иллюзии, могла выглядеть так, как ей заблагорассудится.
Я скорчил гримасу и вытер потные ладони о накидку.
– Я вам не доверяю. Мне известно, откуда взялись эти «слезы звезд».
– Мне тоже. Они – часть сокровищ дракона Баэлоша.
Я заморгал.
– Что?
– Часть сокровищ дракона Баэлоша, – повторила Хамезра. – Их украл император Симиллион. После того как его убили, эти камни, вместе с другими бесценными артефактами, положили под замок в центре арены, расположенной в столице Куура. Через несколько столетий император Гендал подарил ожерелье со «слезами звезд» жериасской куртизанке удивительной красоты, а она обменяла эту драгоценность на свою свободу. Когда ее бывший владелец, человек по имени Терин, отправился с друзьями на поиски приключений, с помощью этого ожерелья он спас женщину-ванэ, которую собирались казнить. В обмен на гаэш он предложил ожерелье – и обещание, что она никогда не вернется в Манол. – Хамезра улыбнулась. – Вот так ожерелье оказалось у меня.
– Значит, ты не отрицаешь, что продала Мию?.. – Я умолк. – Казнь? Ее собирались казнить?
– Мы называем это «Прогулка предателя». Осужденному делают гаэш и заставляют отправиться в Кортаэнскую Пустошь. Это похоже на ссылку, но, поверь мне, это смертный приговор. Никакого возрождения. Никакого возвращения.
– И ты решила на этом подзаработать?
Она фыркнула.
– Я бы продала ее за пригоршню стеклянных бусин и сломанную веточку, если бы знала, что после этого она не окажется на пике какого-нибудь моргаджа и демоны не сожрут ее душу. Я присутствовала при ее рождении. Она росла у меня на глазах. Ее смерть разбила бы мне сердце. – Печаль в глазах Хамезры казалась неподдельной.
– Ты… Значит, ты знала госпожу Мию?
Я полагал, что их отношения были более… «рабочими». Детик, рабовладелец из Кишна-Фарриги, «знал» меня, но я не думаю, что его бы расстроила мысль о моей смерти.
Хамезра ответила не сразу. Она отвернулась, посмотрела в сторону, и я…
Я узнал этот жест, этот взгляд. Я уже видел его. Хамезра была похожа на Мию не больше, чем на Тераэта, но манера поведения была настолько знакомая, что я сразу заметил связь.
– Святые троны! Ты… – я ахнул. – Ты – родственница Мии.
Она моргнула и повернулась ко мне.
– Какая наблюдательность. Да, она – моя внучка.
Ой. ОЙ.
– Как ты могла? Как ты могла призвать демона и смотреть на то, как он вырывает часть души твоей внучки…
– О нет, я же не капитан Джувал. Я сама поместила ее душу в гаэш. И в этом мне помог он. – Она наклонилась ко мне и постучала по Кандальному камню, висевшему у меня на шее.
Я в ужасе посмотрел на нее.
– Нет, ты не можешь… Этого не может…
– Ты, скорее всего, думал, что эта безделушка – камень цали, если, конечно, мы исходим из предположения о том, что тебе вообще известно о существовании таких камней. Но это не цали. – Она махнула рукой, словно отгоняя дурные мысли. – Есть восемь Краеугольных камней, по два для каждой из древних рас. Все эти камни – особенные, все обладают ужасной силой. Каждый такой камень должен был победить одного из Восьми богов. – Хамезра рассмеялась – холодно и зло. – Хотя бы это у них не получилось, и на том спасибо.
– Не понимаю. Ты хочешь сказать, что с помощью камня я могу создавать гаэши? Но ведь у меня самого есть гаэш!
– И что? Кандальному камню все равно, цела ли твоя душа или разделена на части. Ему важно только то, что она здесь, по эту сторону Второй завесы. Послушай меня, это важно: блестящий камень на твоей груди воплощает собой идею, и эта идея – рабство. Каждый раб, который когда-либо полз на четвереньках, или дрожал от страха, или умер от побоев, подпитывает его – точно так же, как каждая смерть подпитывает Таэну. У тебя на шее мерзость, и она делает мир хуже самим фактом своего существования.