Также Грач нашел большой неотшлифованный зеленый камень на серебряной цепочке. Вокруг зеленого самоцвета была оплетка из чего-то, похожего на серебряную проволоку, но зрение подсказало Грачу, что этот металл – не серебро, а камень – не изумруд. Вор с удивлением уставился на зеленый камень, а затем посмотрел через плечо – туда, где, как ему казалось, трое мужчин вели свой «разговор». Травы он не тронул, но забрал ожерелье и перстень, а затем заткнул за пояс кинжал.
И тут снова проявилось любопытство Грача. Он столько лет занимался воровским ремеслом, украл столько драгоценностей, но никогда еще не видел такого ожерелья… если не считать одного раза.
Из-под рубашки он вытащил ожерелье-«близнец». Камень, который он носил на шее, был сине-фиолетовый; похожий на сапфир, но не сапфир. Оплеткой для камня служила сетка из желтого металла, который выглядел, словно золото, но им не был. «Сапфир» и «изумруд» были грубыми, неотшлифованными, с острыми краями кристаллов и гладкими гранями. Два ожерелья отличались по цвету, но совпадали по теме и композиции.
Не в силах больше сдерживать свое любопытство, Грач осторожно подполз к перилам балкона и выглянул во внутренний дворик. Он позволил Первой завесе вернуться на место и подождал, пока его глаза привыкнут к перемене.
Двое мужчин стояли. Третий сидел, привязанный к стулу. Поначалу Грачу показалось, что он ошибся, приняв жертву за мужчину, и ошибся еще сильнее, приняв ее за человека. У сидевшего существа были плотные кудрявые волосы, похожие на пышную многослойную сахарную вату совершенно неестественного цвета – пастельно-фиолетового, словно у краев облака на закате. Лицо жертвы обладало тонкими чертами, сейчас оно было искажено от боли и покрыто кровью. И все-таки он был пронзительно красив.
Грач чуть не вскрикнул, когда понял, что жертва – ванэ. Он никогда еще их не видел.
Однако мучители ванэ точно были людьми. По сравнению с ним они казались уродливыми и грязными. Один двигался изящно, словно танцор, и под давно не стиранной одежды из синего шелка выступали крепкие мускулы. Другой был одет в странное, тяжелое одеяние черного цвета, которое резко контрастировало со странным цветом его кожи – не смуглой, как у нормального, здорового куурца, но отвратительно бледной, словно выскобленный пергамент. Вместе они представляли собой странную пару. В первом из них все – от вышивки на рубашке и штанах до украшенной драгоценными камнями рапиры на поясе – свидетельствовало о стремлении к комфорту; второй человек придерживался принципов аскетизма[11].
Грач почувствовал, что по его шее побежали мурашки: в светлокожем ему почудилось что-то нездоровое и омерзительное. Дело было не в его волосах и глазах цвета воронова крыла – они были вполне обыкновенные, – но в чем-то неосязаемом. Грачу показалось, будто он смотрит на мертвое, но еще ходящее на своих ногах существо, на труп, в котором уже нет искры жизни, но сохранилось ее подобие.
Одному из мужчин Грач дал кличку Красавчик, другому – Мертвец[12] и решил, что будет счастлив, если не встретит их до конца своих дней.
Он содрогнулся при мысли о том, какими их покажет ему его дар, но после короткого промедления он снова приподнял Первую завесу и скорчил гримасу. Все оказалось даже хуже, чем он опасался.
Оба мужчины были волшебниками. У обоих – усиленные ауры: Мышь учила его, что это – главный признак магов, людей, от которых нужно любой ценой держаться подальше. Красавчик носил большое количество украшений, и любое из них могло служить талисманом.
Аура Мертвеца соответствовала его внешнему виду: дыра в окружавшем его свете.
По коже Грача пробежал холодок, и у него вдруг возникло сильное желание сбежать.
Красавчик взял стилет и воткнул его в живот ванэ. Пленник выгнулся, пытаясь разорвать свои узы, и так завопил от боли, что Грач сочувственно ахнул.
– Подожди, – сказал Мертвец. Жестом он приказал Красавчику отойти и вытащил стилет из ванэ, который отчаянно зарыдал.
Мертвец наклонил голову, прислушиваясь.
Грач принялся читать про себя мантру, которая уже не раз его выручала: «Меня здесь нет. Ни тела, ни звука, ничего. Меня здесь нет. Ни тела, ни звука, ничего. Меня здесь нет…»
– Я ничего не слышу, – сказал Красавчик.
– А я слышал. В доме точно никого нет? – спросил Мертвец.
Юный вор попытался снова раствориться в темноте, сделать свое дыхание бесшумным, превратиться в то, что невозможно увидеть. Как Мертвецу удалось расслышать что-то за воплями? «Меня здесь нет. Ни тела, ни звука, ничего…»
11
Лестное наблюдение, но мы с вами прекрасно знаем, что его пренебрежительное отношение к роскоши никак не связано с монашеской дисциплиной. Слава богам, что на свете есть слуги, иначе я, скорее всего, умер бы от голода раньше, чем он вспомнил, что детей нужно регулярно кормить и купать.
12
По-моему, эти имена гораздо лучше тех, под которыми они числятся в официальных документах.