Надо отдать должное — после всего того, что перенес Серафим, восстановился он довольно быстро, и уже тянулся за одной из своих бесконечных золотых стрел в колчан. Вот только выстрела он сделать так и не успел. Захлестнув рукоять Двуединого энергетической плетью, я снес голову летающему человеку и тот камнем рухнул вниз.
Секунду спустя Гаргантюа дрогнул и плавно осел на колени.
Пока гигант падал лицом вниз, погребая под собой десятки тел, я сбежал по затылку сначала на загривок, затем на спину, и закончил свой торопливый бег на пояснице испустившего дух Гаргантюа.
А затем, влив в клинок, все ещё удерживаемый энергетической субстанцией, которую я про себя окрестил щупальцем, и махнул искрящимся Двуединым, описывая вокруг себя круг, центром которого являлось моё тело.
Эффект был просто невероятным — в описанной мною окружности стоять на ногах не осталось ни одного человека. Впрочем из тех, кто упал, на ноги уже никто не поднялся — абсолютно все они были мертвы.
Похоже что я, наконец-то, нашёл самый эффективный способ одолеть превосходящие силы противника.
Глава 28
ПОЗДРАВЛЯЕМ! ВЫ ДОСТИГЛИ ОДИНАДЦАТОГО УРОВНЯ!
А дальше был двенадцатый, тринадцатый, четырнадцатый и пятнадцатый уровень. При этом скорость, с которой я шагал по уровнями, была просто нереальной что позволяло мне почувствовать себя не просто игроком, а настоящим читером.
Впрочем никаких угрызений совести по этому поводу я не испытывал — мне нужно было выжить, и я это делал. И совершенно неважно то, каким образом я этого добивался. Учитывая, что происходящее уже давно вышло за пределы простого развлечения и стало гораздо больше, чем просто виртуальная игра. По сути, Consolidation & Invasion с самых первых мгновений была выживанием, даже тогда, я об этом ещё не подозревал. А если учитывать тот сложный и опасный путь, который мы с Павлом проделали в реальности для того, чтобы попасть в игру, то получается, что всё это было предопределено заранее.
Эта мимолетная мысль заставила меня вспомнить о Павле: интересно как он там, с Богиней?
Самое забавное заключалось в том, что сейчас, когда Её не было рядом, я не чувствовал по отношению к товарищу совершенно никакой необъяснимой ревности, приступы которой наваливались на меня в Её присутствии.
Естественно, это не могло не навести на кое-какие мрачные мысли.
А ещё, я сейчас более чем ясно понял, что Богиня совершенно не похожа на Агнию, хотя в тот момент, когда я находился в непосредственной близости рядом с ней, то готов был утверждать это положа руку на сердце.
Предчувствие того, что это вовсе не спроста наполнило мою душу тревогой.
Теперь я вовсе не считал, что Павел, оказавшийся сейчас наедине с весьма подозрительной Богиней, был в безопасности, как мне это думалось ранее.
Это что же получается: взрослый мужчина в Её присутствии видит того, кого по настоящему любит?
Интересно, а кого тогда видит Павел?
Неужели свою первую любовь?
Ну, а если под воздействие Богини попадёт, к примеру, ребенок?
Он, что же, будет видеть собственную маму?
Чёрт возьми, теперь я был твёрдо уверен, что мой друг в ещё большей опасности, чем я, находящийся в центре целого моря противников, отчаянно пытающихся меня уничтожить.
Самое страшное было в том, что сейчас я совершенно ничем не мог ему помочь. А находясь рядом с ним и Богиней, совершенно не гарантировал того, что вновь попаду под Её морок!
Павел прикрыл глаза, словно хотел полностью сосредоточится на тех ощущениях, что сейчас бушевали в его взбудораженном создании.
Но, когда до уст Богини-Вики оставались считанные миллиметры, Павел все-так взглянул на девушку, сквозь полуприкрытые веки и замер, как громом поражённый.
Вместо цветущей, молодой девушки, на его руках лежала иссушенная безобразная старуха, которой, на вскидку, было лет триста.
От неожиданности, Павел широко раскрыл глаза и теперь тщательно разглядывал «таинственную незнакомку». Теперь, без всякого сомнения, это вновь была Вика, однако, первоначальное всепоглощающее желание её поцеловать куда-то полностью испарилось.
Павел решил повторить эксперимент и вновь прикрыл глаза.
Красивое девичье лицо «слетело», явив уродливую личину, изборожденную глубокими морщинами, каскадами старческих родимых пятен и выцветших глаз…
Она пристально глядела на Павла.
Тот дернулся было, но узловатая, сухая, как мертвая ветка, рука с раздутыми суставами, не позволила ему от Неё оторваться.
А затем она, с нечеловеческой силой, которая совершенно не вязалась с древней старушонкой, начала притягивать Павла к себе.