— Нет! Я не позволю тебе причинить ей боль. Никогда.
— Она должна покаяться и просить прощения у Господа на небесах. — Протягивая руку между его одеждами, я улавливаю блеск металла и кожи. — Это моя обязанность – спасти тех, кто сбился с пути.
Упираясь ногами в землю, я отказываюсь двигаться. Даже когда он берет ремень в руки. Я приму каждый причитающийся нам удар дважды, если потребуется. Внутри меня и так уже давно что-то сломано. Я не позволю ему избивать и травмировать хрупкий дух Лии.
— Отойди в сторону, — требует пастор Кейн.
— Никогда. Ты научил меня почитать Бога. Я не склонюсь ни перед кем другим.
— Я слуга Господа, вероломная дочь. Ты подчинишься моей воле!
— Ты не говоришь ничего святого или праведного! Я не сдвинусь с места!
— Я не люблю тебя, — хрипит чей-то голос.
Вся сцена замирает, как заезженная пластинка. Невидимые кулаки ударяют меня в живот, выбивая воздух прямо из легких. Лия обходит меня, впервые выпрямляясь перед моим отцом. Она останавливается рядом с ним, смотрит на него с благоговением, прежде чем встретиться со мной взглядом.
— Я не люблю тебя, — повторяет она.
— Я не понимаю….
— Я думаю, она ясно дала понять. — Пастор Кейн опускает увесистую ладонь ей на голову. — Ты сбила с пути эту молодую девушку, и она возвращается домой. Ты больше не пойдешь по этому пути.
— Лия? — Кричу я.
Ослепленная слезами, она едва ли может смотреть на меня .
— Тебе следует уйти.
— Только не без тебя.
— Я не хочу больше тебя видеть, Ариэль! Уходи!
Ее голос срывается на отчаянный визг, заставляя мои ноги двигаться сами по себе. Меня разрывает по швам, раскалывает на неровные куски. Я не могу удержать их вместе без Лии.
— Ты обещала, — обвиняю я. — Ты сказала, что не позволишь мне утонуть.
— Может быть, это то, чего ты заслуживаешь. — Ее глаза снова поднимаются на моего отца, широко раскрытые и умоляющие. — Пожалуйста, пастор Кейн. Простите меня. Это моя вина, я должна быть наказана. Не Ариэль.
Раздается тяжелый стук, когда ремень выпадает из его рук. Глядя на нее, губы моего отца кривятся в довольной ухмылке. Такой же взгляд у него появляется перед тем, как врезать мне, готовый обрушить на меня свой божественный гнев. Он всегда распределял наказания с торжественным удовлетворением капитана, управляющего своим кораблем.
Хуже всего было то, когда он заставил меня заползти в огромную церковную печь, прежде чем закрыть дверцу, чтобы продемонстрировать , каково это — гореть в аду. Я вышла оттуда относительно невредимой, но мой разум восстал, как феникс из пепла того мрачного момента.
— На колени, — снова приказывает он.
Я делаю еще шаг назад, когда колени Лии касаются пола. От застежки его ширинки у меня кружится голова. Ее глаза зажмуриваются, а слезы продолжают литься. Мой отец гладит ладонями свою возбужденную длину, потирая ее от основания до кончика.
— Докажи свою преданность, маленький ягненок. Ты должна заслужить мое прощение.
— Не делай этого, Лия! — Я бесполезно кричу.
Она бросает на меня мрачный взгляд.
— Уходи! Я тебя не люблю! Уходи!
Все еще поглаживая себя, мой отец не может удержаться от злобного взгляда на меня.
— Если ты покажешься здесь еще раз, я убью тебя. Ты навлекла позор на эту церковь своей болезнью.
— Не волнуйся, — выплевываю я. — Не вернусь.
Я не уверена, в какой момент я двигаюсь. Срабатывает какой-то базовый инстинкт самосохранения, как будто мой разум знает, что я не выживу, наблюдая, как Лия полностью теряет себя. Я видела других детей, которые зарабатывали прощение пастора своими устами. Их всех больше нет. С потускневшими глазами, хорошо обученные, повторяющие учения, которые оправдывают их жестокое обращение.
Я не знаю как, но я бегу.
Топот ног и бешеное сердцебиение.
Я бегу, и бегу, и бегу.
Даже когда крики Лии усиливаются. Даже когда я разрываюсь в клочья от звуков зла, разворачивающегося позади меня. Даже когда мир вспыхивает и сгорает дотла без неё, без той кто поддерживала бы меня в здравом уме. Я не знаю, куда я бегу, и мне все равно.
Все, что я знаю, это то, что я не могу остаться – ни ради него, ни ради церкви, и уж точно не ради нее.
Глава 2
Лия
9 лет спустя
Расхаживая по оживленной автостоянке, я сжимаю свои длинные волосы в кулак и дергаю. Боль пронзает кожу головы, прорываясь сквозь удушающую хватку тревоги, которая сжимает мои легкие. Я упаду в обморок, если не смогу сделать вдох.
Терапевт в больнице пытался научить меня некоторым дыхательным техникам, прежде чем меня отправили восвояси с листовками и бессмысленными банальностями. Я никогда не обращала внимания на его бредни, довольствуясь тем, что позволяла своему разуму вернуть меня в то счастливое место.
Проводя послеобеденные часы, прячась на кукурузных полях, смеясь и подшучивая над украденным вином. Она была единственным человеком, который мог вызвать во мне такое беззаботное счастье после потери моей матери.