— Ты едешь не туда, — когда меня встречает тишина, у меня скручивает живот. — Эй, куда мы едем?
Костяшки пальцев Рафа сжимают руль, что противоречит его безразличному тону.
— Домой.
— Мой дом в той стороне.
Он ускоряется, игнорируя меня.
— Раф, — говорю я как можно спокойнее, — разворачивайся.
— Яхта готова.
— Разворачивай машину!
Выругавшись по-итальянски, он резко выруливает на обочину. Двигатель глохнет, погружая нас в напряженную тишину.
Он откидывает голову на подголовник, проводит рукой по горлу.
— Я пресмыкался, — тихо говорит он. — Теперь. Поехали. Домой.
Я смотрю на его четкий профиль, наблюдая, как подергивается мускул на его челюсти.
— Ты пресмыкался три часа и двадцать минут.
Он поворачивает голову и смотрит на меня мягким взглядом.
— Ты все еще ненавидишь меня, Куинни?
Несмотря на то, что у меня перехватывает дыхание от правды, я киваю.
Он на мгновение задумывается, затем небрежно пожимает плечами и тянется к замку зажигания.
— Тогда ненавидь меня на яхте.
— Я буду ненавидеть тебя из моей квартиры.
— Или ты можешь поспать в машине...
— Раф.
Что-то в моем тоне останавливает его. Он долго смотрит в лобовое стекло, а потом коротко кивает и молча везет меня домой.
К тому моменту, как он паркуется своим фирменным мудацким способом возле моей квартиры, его раздражение смягчается. Он ерзает на своем месте, изучая меня, его глаза блестят.
— Пригласи меня хотя бы на чашечку кофе.
Я смеюсь.
— Ни за что.
Он улыбается, протягивая руку, чтобы поиграть с прядью моих волос.
— В любом случае, у тебя, наверное, есть только та быстрорастворимая дрянь.
Я собираюсь сказать ему, что у меня даже нет «той быстрорастворимой дряни», в моей квартире вообще нет никаких напитков, кроме воды из-под крана и бутылки апельсиновой газировки, но затем его внимание переключается на мой рот. В машине становится жарко, и тема кофе внезапно становится неактуальной.
Его хватка на моих волосах усиливается.
— Я получу поцелуй на ночь, и это не подлежит обсуждению.
Я вздыхаю, сопротивляясь желанию уткнуться лицом в его ладонь. Было бы так легко поцеловать его. Позволить его рукам бродить, где они хотят, а потом позволить им затащить меня на заднее сиденье, когда сексуальное напряжение выплеснется наружу.
— Это тебе дорого обойдется.
Он удивленно качает головой.
— Я уже заплатил тебе миллион баксов, когда проиграл пари. Уверен, этого хватит на все поцелуи в этой жизни.
При упоминании о чеке меня пронзает жгучая злоба.
— Мы оба знаем, что ты заплатил мне не потому, что проиграл пари.
Мое сердце колотится, эхом разносясь в тишине. При воспоминании о том, как я проснулась в пустой постели, у меня саднит в горле. Блять, как я когда-нибудь смогу не чувствовать тошноту, когда об этом думаю? Раф может купить мне розы, за которыми я не знаю, как ухаживать, и позволить съесть три десерта за его счет, но как я когда-нибудь прощу его за то, что он заплатил мне, чтобы я уехала? За то, что признался, что является владельцем Анонимных грешников, в надежде, что это укрепит мое решение уехать?
Раф хмурится, чувствуя перемену в настроении, затем осознание смягчает его выражение лица, когда он проводит большим пальцем по моей скуле.
— Хорошо, сколько?
— Пятьдесят баксов.
Он смеется, бросая бумажник мне на колени.
— Продано.
Когда он наклоняется, я прижимаю руку к его груди.
— Я имела в виду сотню!
— Боже. За сотню я хочу немного языка.
Прежде чем я успеваю возразить, его пальцы скользят по моей голове и притягивают меня к себе. Его губы касаются моих, мягко, как шепот ветра. Это легчайшее прикосновение, но оно вскрывает мою сущность, оставляя меня опустошенной и отчаянно нуждающейся в большем.
Да пошло оно все в задницу. Он ведь заплатил, верно?
Я беру его за подбородок и сильнее прижимаю его губы к своим. Его одобрительный рык вибрирует у меня во рту, и я провожу языком по его, чтобы почувствовать это. Он посасывает мою нижнюю губу, глядя на меня с полузакрытыми опасными глазами, и выпускает её изо рта с животным хлопком.
Блять. Этот звук — плотский грех, и то, как он разогревает мою кровь, только вызывает у меня желание услышать его снова. Я преследую его, целуя еще яростнее. Каждый поцелуй горячее и слаще, с каждым беспрепятственным касанием наших языков стекла запотевают еще больше.
Я так потерялась в его вкусе, что едва замечаю, как его ладонь прокладывает дорожку вверх по моему бедру, пока он не дергает мой пояс. Когда воздух касается моего бедра, внезапное осознание охватывает меня.
Я отталкиваю его и прижимаюсь спиной к двери. Он снова бросается на меня, но я ставлю ногу на центральную консоль, мое колено создает физический барьер между нами.