- Я говорил о ревности. Скрытие подобного безумия - это уже совсем другое дело. Когда рядом с нами задерживается красивая женщина, мы всегда понимаем, что за этим может последовать какое-то сумасшествие. Например, пару лет назад Силлу преследовал какой-то сталкер, - он не детализирует историю, вместо этого засовывая руку в карман. Когда Син достает ее обратно, то передает мне что-то длинное и тонкое, по ощущениям напоминающее миниатюрный фонарик.
- Сучки бешеные. Особенно те, что считают себя влюбленными в Лукаса-Чертового-Вульфа, - говорит он.
Открывая руку, я смотрю на то, что он мне дал.
- Ты хочешь, чтобы я брызнула на кого-то перцовым спреем?
Он беззаботно улыбается.
- Как я и говорил, сучки безумны. Они знают, что Лукас в городе и будут пытаться разыскать его.
Сжимая перцовый баллончик, я прикусываю нижнюю губу. Этот... подарок от Синджина говорит мне о кое-чем: во-первых, даже если это весьма маловероятно, но угрозы на сайте фанов YTS могут превратиться в реальность. А во-вторых, этот подарок значит, что Синджин, несмотря на его грубые комментарии и мрачные взгляды, волнуется обо мне.
Когда я открываю рот, то решаю ответить ему прямотой.
- Я тронута.
Прищуривая свои зеленые глаза, Син фыркает.
- Если ты станешь проявлять ко мне сентиментальность, я отменю бронь в отеле и приведу Скарлет и Беллу в вашу спальню в автобусе.
- Фу, - я бросаю перцовый баллончик в сумочку, висящую у меня на плече. - Ты - грязный ублюдок, - откашливаясь, я добавляю от всего сердца: - Хорошего тебе дня, Синджин.
Его лицо расслабляется, и от удивления я делаю шаг назад.
- Это будет лучший канун дня рождения за всю мою жизнь.
Когда я иду задом наперед к BMW, который Лукас уже подогнал ближе к нам, то не могу не глядеть Сину вслед, пока он возвращается в автобус за своими вещами. И когда мы въезжаем со стоянки, я молчу, но спустя несколько минут, рука Лукаса ложится на мое бедро, останавливаясь между моих ног.
- Расскажи мне о Синджине, - говорю я.
- А что с ним?
- Почему он такой...
- Ебнутый? - спрашивает Лукас.
Растирая рукой шею, я киваю.
- Думаю, это самое подходящее прилагательное.
Уголок губ Лукаса напрягается.
- Потому что он вырос в ебнутой семье. С жестоким отчимом. И наркозависимой матерью, - он выдерживает паузу, пока навигатор велит повернуть направо. - У него не было никого по типу твоей бабушки, чтобы присмотреть за ним и его сестрами. Даже после того, как его родители утратили право на опеку, дела для него и его сестер не стали лучше.
- Зои же одна из его сестер?
Лукас резко поворачивает голову, пугая меня.
- А почему ты спрашиваешь? - когда я не отвечаю, он медленно качает головой. - Она - женщина, которую он повстречал в реабилитационном центре.
Мой рот открывается в немом звуке "О".
- Так она все еще на реабилитации?
Лукас так сильно сжимает руль, что костяшки на его пальцах белеют.
- Она - не наркоманка, - поясняет он тихо. - Она - дочь его врача, и ей 19 лет. Сказать, что этот конфликт волнует Синджина - преуменьшение года. Но я начинаю думать, что это самый лучший гребаный конфликт, с которым ему доводилось сталкиваться. Потому что он все еще чист.
А еще он несчастен.
Откидываясь на сидение, я поворачиваю голову в сторону, разглядывая здание аэропорта и соседние строения, пока они не расплываются в одно большое пятно. Я снова молчу, пока Лукас не останавливается перед входом в наш отель, а затем просто бросаю "спасибо" лакею, придерживающему для меня открытую дверь. Как только мы заходим внутрь, нас приветствует кто-то из персонала, но вместо того, чтобы воспользоваться обычными лифтами справа от лобби, консьерж сопровождает нас в отдельную часть отеля, к лифту в пентхаус.
- Если я или кто-либо из персонала отеля "Эйвери" можем что-нибудь для вас сделать, дабы ваше пребывание здесь было приятнее, чем в прошлый раз, пожалуйста, не стесняйтесь, дайте нам знать, - говорит сопровождающий нас невысокий коренастый мужчина перед тем, как мы с Лукасом входим в лифт.
Как только двери закрываются, я прислоняюсь спиной к стене, приподнимая бровь.
- Приятнее, чем в прошлый раз, - повторяю я.
- Ты хоть представляешь, насколько сексуальна, когда так кривишься? - спрашивает он, медленно шагая ко мне. Я сжимаю ладонями прохладные металлические поручни за спиной. - И прежде чем эта прекрасная головка начнет гадать, скажу "нет". Здесь со мной никогда не было никакой женщины.
- Я и не собиралась спрашивать, - шепчу я. Он прижимает меня к стене лифта, и я стону, пока его зубу прикусывают мочку моего ушка. - То есть, меня не волнует это. И еще нам не следует делать подобное в лифте - здесь же камеры.
- И ты мне снова лжешь, - рычит он. - А еще, ты реально думаешь, что меня волнуют камеры? - он целует контуры моего лица, пока не доходит до чувствительного места на шее, и я напряженно сглатываю. - Ты такая замечательная на вкус. Столь сладкая. Я могу думать лишь о том, как попробую тебя везде.
Без предупреждения, он подхватывает меня, отрывая от пола. Я вскрикиваю и инстинктивно оборачиваю ноги вокруг его талии.
- Конечно же, тебя заботят камеры, - шепчу я, пока его язык скользит по чувствительному участку вдоль моей ключицы. - Ты должен об этом волноваться.
Моя голова идет кругом, и если бы лифт не издал звонкий звук, я бы и не поняла, что мы уже остановились на последнем этаже.
- Когда мы войдем в эту комнату, ты будешь всецело моей, - говорит он. - Никаких разговоров или упоминаний Силлы. Только ты и я.
Он не упоминает Сэм, но я думаю о ней, однако решаю не позволять нашему с ней незначительному контакту испортить все мое время с Лукасом. Эти выходные я проведу в Нэшвилле и хочу смаковать каждое воспоминание о наших с Лукасом моментах наедине.
- Хорошо. Я обещаю.
- Я прослежу, чтобы ты сдержала это обещание, Рыжая, - говорит он с долей угрозы.
А затем Лукас заносит меня в пентхаус, не выпуская из объятий, пока мы не добираемся до большого, круглого дивана по центру комнаты - мягкие секции из коричневой кожи составлены вместе, образовывая единое круглое пространство. Опускаясь на него, я осматриваюсь, пытаясь лучше разглядеть номер, в котором пробуду следующие тридцать шесть часов.
Здесь все оформлено в нейтральных тонах - богатого желтовато-коричневого оттенка. Прямо напротив дивана расположен бар с гранитной столешницей, а слева от меня - французские двери, которые ведут, как я предполагаю, в спальню. Справа стоит фортепиано, и от одного взгляда на него меня настигает воспоминание о той ночи в Нэшвилле, когда Лукас нагнул меня рядом с такой же моделью данного инструмента.
- И почему оно кажется мне знакомым? - дразнюсь я.
- Потому что так и задумывалось, - беря мою руку, он тянет меня так, что я поднимаюсь на колени, и наши тела соприкасаются. - Задумывалось, что ты для меня сыграешь, Сиенна.
- А что, если я не захочу?
Заводя руки мне за голову, он целует меня, грубо, страстно и быстро, так, что легкие покидает весь воздух. Я отступаю назад, к подушкам, как только Лукас отпускает мои руки, но тут он качает головой.
- Развернись.
Я могла бы спросить, зачем мне разворачиваться. Или могла бы начать с ним пререкаться - лишь для того, чтобы проверить, как далеко Лукас готов зайти в моем наказании. Но вместо этого я молчу. Не разрывая зрительного контакта, подчиняюсь, разворачиваясь так, что моя грудь касается спинки дивана.
- Знаешь, что я понял? - кончики его пальцев ныряют под мою мягкую хлопковую футболку, и я задерживаю дыхание, пока он вынуждает меня поднять руки и позволить ему снять ее через голову. - Я ошибался насчет автобуса.