— Ты больной дегенерат, ставящий непроверенные эксперименты на себе! Чтобы я еще раз тебе помогала?! Знаешь, если еще раз решишь покончить с собой, выйди в открытый космос! Голым! Как ты любишь!
— Мда, и что я пропустил? — спросил Алексей у пустоты, когда, гневно хлопнув дверью, Сильфина вышла из его модуля.
Глава 35
Сильфина закрыла дверь, легла на кровать и задумалась, глядя в потолок. Почему возможная смерть Алексея так на неё повлияла? Уже не впервой она задумалась, а кто он, собственно, для неё? Почему она так распереживалась? Ну, умер бы он, и что дальше? А действительно, что дальше? Вернуться домой к отцу, которому на неё плевать и который только спит и видит, как бы повыгоднее выдать её замуж? Или сбежать и скитаться по галактике в надежде, что её не найдут? Нет, такой судьбы она не хотела. Но неужели жизнь рядом со странным перерожденцем-поглотителем, который постоянно попадает в опасные ситуации из-за своего же сумасбродства, лучше? И тут Сильфина не смогла сказать нет. Потому что, да, лучше. С ним она не чувствовала себя принцессой или всемогущим псиоником. С ним она была… собой. Он не стеснялся подкалывать её как с тем же шлепком по заднице, но и не обижался, когда она подкалывала в ответ.
За все 233 года своей жизни она не дружила и не общалась с кем-то так легко. Все в её окружении делились на два типа: те, кто ниже, и те, кто выше. Подчиненные превозносили её и держали дистанцию, отец, мать, братья и сестры делали то же самое, только принижая. Изредка во время своей благотворительной миссии она могла увидеть отношение как к равной… очень ненадолго. Пока охрана не расставляла все по своим местам или пока разумные не узнавали, кто она такая. Все только усугубляла её телепатия, ведь поверхностные мысли зачастую читались случайно, без каких-либо усилий. И по большей части они были омерзительны. Ей завидовали, её ненавидели, её хотели поиметь или использовать… Только искренняя благодарность исцеленных не давала ей сойти с ума. Да и то, не все её благодарили, попадались и такие, которым все было мало. Вылечи их, дай им еду, кров, и они все равно будут недовольны, даже палец о палец не ударят для изменения своего образа жизни.
Поэтому основными пациентами Сильфины были дети. Дети искренни, а их помыслы чисты. Очень редко взрослый человек сохраняет эти черты. Таковой, например, была Клитея, чей срок жизни перевалил за три сотни лет. Девушка мысленно вернулась к Алексею. Так кто он для неё? Соратник, которому она доверит прикрыть спину? Да. Союзник? Несомненно! Друг? Определенно! Возлюбленный? На этот вопрос она ответить не смогла, но принцесса знала точно, что Алексей стал ей близок. Но тут же в воспоминаниях всплыла просьба-приказ отца, и как отрезало. Нет, ни за что и никогда она не пойдет на поводу отца! Она может рисковать жизнью ради Алексея… Но он не залезет к ней в трусы!
В это же время Алексей приходил в себя после пережитого. Успокоив пытающегося ворваться в его жилой модуль Кейджи, который почувствовал опасность для жизни парня, он начал раскладывать события по полочкам со своей стороны и пытаться совместить их с тем, что происходило снаружи. На первом этапе Алексей провалился в себя, в свое ментальное пространство, в котором когда-то сражался с Императором. Он снова оказался на лугу, где выстроил ментальную защиту. Подойдя к озеру в его центре, он вгляделся в отражение, и мгновенно обстановка переменилась. Теперь он находился в глубине своего разума, выглядевшего как огромный дата-центр. Сотни мерцающих голубыми огоньками серверов в виде черных шкафов символизировали его знания. Впрочем, это лишь ширма, которую для своего удобства он заставил выглядеть именно так. При желании её можно поменять на библиотеку и множество кристаллов, это не так важно. Сильфина и база псионика многому научили Алексея, который упорядочил свой разум. Но ему нужно не сюда, а куда-то глубже. Открыв дверцу одного из шкафов, который оказался фальшивым, он начал спускаться по лестнице, символизировавшей его подсознание.
— Сын, я люблю тебя… — раздался женский голос из темноты.
— Папа, папа, забери меня… — говорил невидимый мальчик.
— Убей их, убей всех… — шептал его собственный зловещий голос.
— Ты же хочешь, хочешь её, возьми… Она не сможет сопротивляться…
— Зачем тебе помогать кому-то… Иди и правь по праву…
— Они все хотят тебя предать, никому не доверяй…
— Ты боишься остаться один… Ты всегда был одинок… Прими это…
— Сколько крови на твоих руках… Тебе не отмыться…
Голоса были тихими и громкими, мужскими и женскими, угрожающими, обещающими, соблазняющими, укоряющими, любящими и сливались в сплошную какофонию. Подавленные желания, упущенные возможности, мечты, страхи и комплексы — все они были тут. Всё, что каждый человек сознательно или бессознательно подавляет, остается здесь. Томится в тюрьме, как титаны в Тартаре, ожидая того момента, когда человек поддастся своему внутреннему зверю или косвенно влияют на его действия. Не зря говорят, что самый главный враг человека — он сам. Его мечты, желания и побуждения могут сделать его как великим, так и ничтожным, как злодеем, так и героем. Но Алексей уже был здесь, поэтому продолжал спускаться все ниже, и ниже, и ниже.
Постепенно тьма вокруг сгущалась и превращалась в старый подъезд их хрущевки, в которой они жили, когда он был маленьким. Обшарпанные стены и отваливающаяся старая краска, нанесенная в несколько слоев. Только цветов и звуков тут не было. А вот и дверь его квартиры — металлическая с выделяющейся на черно-белом фоне серо-малиновой старой дерматиновой обивкой, подпаленной и подрезанной в нескольких местах дворовыми мальчишками, из-за чего вата торчала из нее. Мать не хотела менять дверь, так как боялась, что новая наведет на их квартиру воров. Открыв её, Алексей превратился из взрослого мужчины, каковым видел себя, в маленького мальчика. В квартире пахло кислой квашенной капустой — мать считала, что она очень полезна — и её сладковато-приторными духами. Прихожая с подставкой для обуви и шкафом для вещей, чуть дальше дверь в большую комнату, которая по совместительству была спальней матери и гостиной. Вечно запертая на ключ, чтобы он не мог бесконтрольно смотреть телевизор или брать её ноутбук. Но Алексей пошел не туда, а чуть дальше, немного не доходя до поворота к туалету, ванной и кухне.
Его комната. Рабочий стол с множеством полок над ним, забитых книгами и учебными тетрадями, находился слева. Тут же стояли шкафы с книгами и шкаф для одежды. Противоположная сторона была занята шведской стенкой, кроватью и множеством наград, развешанных на стене и стоящих в специально выделенном для этого серванте. Алексей подошел ближе и поморщился, глядя на грамоты, кубки и медали. Ему было плевать на них. Это была стена тщеславия его матери, из достижений которой — родиться с неплохой внешностью и удачно выскочить замуж. Ах, да, и её «воспитание». Но больше всего выделялось окно на противоположной стороне от деревянной двери. Оно было закрыто решетками… изнутри. Будто бы он пленник психиатрической больницы, в которых так делают, чтобы больные не разбили его и не порезались. Окно светилось ярко, в него било теплое летнее солнце, веял прохладный свежий бриз, качающий тюль, раздавался веселый смех играющих во дворе детей и трель птиц.
Алексей пришел сюда из-за этого окна. Ведь ему было тяжело даже просто подойти к нему. Сделав первый шаг, юноша в теле мальчика начал обливаться потом. От второго сперло дыхание, а третий поставил его на колени, заставляя смотреть на дрожащие детские руки. Именно в этот момент запустился второй этап.
Алексей не мог встать, но смог понемногу двигаться вперед на карачках. На него будто одновременно накинули многотонный вес и бросили в очень вязкий и липкий кисель. Остановился он уже возле окна, вцепившись в решетку. Наступил третий этап.
Весь дом вдруг затрясся как при землетрясении, но вдруг все прекратилось — Сильфина начала лечение, понял позже он. Стало полегче, и Алексей забрался с ногами на подоконник, глядя на ослепляющий свет за окном. Он стал трясти решетку, однако все было тщетно — она была крепка, как и положено стали. Как вдруг его будто пронзило током, и он смог расширить решетку настолько, чтобы протиснуться сквозь нее.