Она вставила в текст слово «еще», так что строка теперь звучала так:
Я отказался от звезд и луны, лишь бы провести еще одну ночь в твоих объятиях. Больше я не смогу дышать…
Умереть? Нет, подобные письма гораздо труднее писать, чем она воображала.
Генриетта безмолвно извинилась перед всеми джентльменами, чьи литературные потуги она так часто высмеивала в прошлом.
Больше мне не встретить женщину с озаренными лунным светом волосами, подобными твоим, дражайшая Генриетта. Опасная красота твоих волос навсегда останется в моем сердце.
Она вдруг загляделась в зеркало на собственные волосы. Ничего не скажешь, они — лучшее, что в ней есть. Если не считать груди. Не то чтобы она когда-нибудь носила платья, как у Селины Давенпорт, но втайне всегда считала, что грудь ее столь же пышна, особенно если затянуться в такой корсет, которыми обычно пользовалась Селина.
Генриетта снова окунула перо в чернильницу. Если вздумается написать себе еще одно любовное послание, придется купить зеленые чернила. Цветные чернила так элегантны!
Пора заканчивать письмо.
Я никогда не знал любви, пока не встретил тебя. Никогда не видел красоты, пока не узрел тебя. Никогда не знал счастья, пока не вкусил сладости твоих губ.
В иных обстоятельствах ей тоже хотелось бы иметь сезон и получать любовные послания. И писать их самой.
При этой мысли по спине прошел приятный озноб. Отвечать на письма джентльменов считалось непростительным бесстыдством, но, если вы обручены, вполне допускалось обменяться запиской-другой.
Без тебя у меня нет причин жить.
Нет, пожалуй, это уж слишком… ну да ладно. В конце концов все это лишь игра.
Разлученный с тобой, я ни на ком никогда не женюсь. И поскольку ты не можешь стать моей женой, дорогая Генриетта, я останусь в одиночестве. Дети ничего для меня не значат: у меня их и без того чересчур много. Все, что мне необходимо, — это ты.
На всю жизнь и за гробом.
Слезы обожгли глаза Генриетты. Как же все это грустно! Представить только, Дарби вернется в Лондон и останется холостяком до конца дней своих. Не женится из-за любви к ней.
Генриетта вздрогнула, когда влетевший в окно холодный ветерок поцеловал ее в шею.
Но тут здравый смысл восторжествовал, и тихий смешок сорвался с губ Генриетты. Перед глазами встало холодное сдержанное лицо Дарби. Должно быть, ей шампанское ударило в голову! Да бедняга рухнул бы как подкошенный, узнав о ее письме!
И поделом ему! Можно с одного взгляда определить, что мистер Дарби из города Лондона никогда не влюблялся. Слишком поглощен собой, чтобы любить женщину так, как она хотела быть любимой: преданно.
Генриетта была абсолютно уверена, что когда-нибудь встретит человека, которому не захочется иметь детей. Который полюбит ее так сильно, что дети не будут иметь значения. Не охотника за приданым вроде Дарби. Мужчину, который полюбит ее ради нее самой, и так сильно, что забудет о детях.
Руки, сворачивавшие письмо, на миг замерли. Как жаль, что Дарби не сделает ей предложения! Он стал бы для нее идеальным мужем, тем более что уже имел детей, которых она так отчаянно хотела бы. Но он никогда не полюбит ее так, как она этого заслуживает.
Она вспомнила, как он в прямом смысле разинул рот, узнав, что у нее не может быть детей. По-своему ей было даже приятно озадачить элегантного лондонца.
Он скорее всего женится на Люси Эйкен или другой такой же богатой наследнице, поскольку, кажется, невзлюбил Люси. Но та была бы достаточно добра к Джози и Аннабел, хотя, вероятно, оставила бы их в деревне, под присмотром няни и гувернантки.
Глаза Генриетты снова защипало, когда она вспомнила, как доверчиво Аннабел пробормотала заветное слово «мама», уткнувшись в ее шею. А вдруг новая няня Аннабел тоже заставит ее носить мокрую одежду и девочка подхватит простуду и умрет?
Она мысленно встряхнулась, запретив себе думать о подобных вещах. Все это чистый бред: Дарби не наймет другую няню, способную на такую жестокость! А она сама? Немногим лучше сбежавшей няньки! Облить водой маленькую Джози! При одной мысли о полной потере самообладания ей стало нехорошо. И это после стольких книг по воспитанию, которые она читала годами, после всех часов, проведенных в деревенской школе!
Но вот что она сделает: завтра утром непременно поможет мистеру Дарби выбрать няню. Сам он не способен сделать это! Всякий с первого взгляда мог сказать, что он совершенно не разбирается в детях! И поскольку знает о ее бедре, не посчитает предложение чересчур дерзким.
Она снова принялась писать:
Дорогой мистер Дарби!
Я пишу, чтобы возобновить мое предложение о поисках няни для Аннабел и Джози. И буду более чем счастлива помочь вам беседовать с возможными кандидатками. Если же вы не захотите принять мою помощь, я, разумеется, все пойму и не обижусь.
Искренне ваша леди Генриетта Маклеллан.
Генриетта свернула письмо и отложила в сторону, туда, где утром его заберет грум и доставит по назначению. Она слегка улыбнулась при мысли о том, насколько различны два письма, написанные ею в эту ночь. Возможно, стоит избавиться от первого. Но ведь это единственное любовное послание, которое ей суждено получить.
И вместо этого она оставила его на туалетном столике. Завтра покажет его Имоджин, и они вместе посмеются над ним.
Глава 11
Сон в ночь зимнего солнцестояния
Эсме спала и видела сон. Он подошел сзади почти бесшумно и положил руки ей на плечи. Она, разумеется, сразу узнала его и поняла, что они сейчас одни, в гостиной леди Траубридж. Что ни говори, а она уже много раз видела этот сон.
Который однажды обернулся реальностью.
У него были красивые руки, большие и изящные. Как было бы чудесно прислониться к его груди, позволить этим ладоням сжать ее груди. Но она просто обязана сказать ему. По крайней мере на этот раз.
Она повернулась, и его руки сползли с ее плеч.
— Вы не свободны милорд. Мало того, обручены с моей ближайшей подругой.
— Только формально, — преспокойно ответил он. — Джина влюбилась в своего мужа. Даже я это заметил. Вот увидишь, завтра она объявит, что решила не аннулировать брак.
— Я должна подчеркнуть также, что тоже не свободна.
— Неужели?
Маркиз Боннингтон поймал ее руку и поднес к губам. Эсме задрожала даже от этой скромной ласки.
Будь прокляты его красота, умоляющее выражение глаз, руки, заставлявшие ее дрожать от желания.
— Так получилось, что я тоже возвращаюсь в супружескую постель, — коротко бросила она. — Так что, боюсь, вы упустили свою возможность. Сегодня шлюха, завтра — жена.
Он подозрительно прищурился:
— Надеюсь, возвращение не подразумевает немедленного действия?
Последовала напряженная пауза. Она ничего не ответила.
— Насколько я понял, ты еще не воссоединилась с достопочтенным лордом Роулингсом?
И стоило ей слегка склонить голову, как он бросился к двери и задвинул засов.
— Значит, я был бы последним глупцом, упустив даже тот крошечный шанс, который у меня появился.
Его руки скользнули с ее плеч вниз, оставляя за собой огненный след. Она забыла что-то… забыла сказать ему…
Но он уже успел раздеться. Иногда в этом сне она наблюдала, как он скидывает одежду, а иногда уже появлялся обнаженным среди элегантной мебели.
— Ты не собираешься раздеться? — хрипло осведомился он. У него было большое тело, тело опытного наездника, при взгляде на которое она слабела от желания.
— Себастьян, — начала она и осеклась. И тут сон словно раздваивался. Ее призрачное «я» снова и снова переживало происходившее тогда, а она сама, настоящая, пыталась предупредить Себастьяна. Объяснить, что возвращается в супружескую постель на следующую ночь. Поэтому он вообще не должен питать никаких надежд. Ему следует понять, что их связь ограничится всего одним вечером.