Песок шуршал под шинами низкого давления, взлетая позади пневматика легким фонтанчиком. Километры наматывались на спидометр. С каждым третьим Игоревски обещал себе, что этот километр точно последний. Скрылся за барханами столб света, созданный прожекторами краулера.
Он даже не сразу узнал о случившемся. Ведь он не был родственником. Чиновник сказал ему голосом, полным дежурного сочувствия: "Мне очень жаль. Вы же знаете, в этом районе повышенная концентрация ловушек..." Как же так, был человек, а осталось только официальное сочувствие? Разве так можно?
Пустыня всегда опасна. Ночью особенно. Но марсианская пустыня опасна вдвойне. Игоревски спасло то, что он был далеко от центра "банки", когда произошел разряд. "Банкой" на Марсе называют природный пьезоэлектрический конденсат. Игоревски только краем глаза заметил слабую голубоватую вспышку, и тут же у пневматика вырубился мотор.
Чертыхаясь, Игоревски вылез из седла. Переключение на резервную электросеть у пневматиков сделано очень неудобно. Хорошо, хоть, фонарик не перегорел, благо был выключен в момент разряда. В его свете Игоревски пришлось искать нужный ключ, потом лезть этим самым ключом куда-то между баком и движком, нащупывая там переключатель. В меховых перчатках это не так то и просто. "Все", - шептал он себе под нос. - "Хватит авантюр." Он понимал, что уцелел по случайности - Марс суровая планета и не прощает фамильярности.
Переключатель сухо щелкнул и тут же загорелась единственная фара. Игоревски проследил за светом. Он сделал это скорее инстинктивно, чем надеясь что-то увидеть. После того, как Игоревски наехал на "банку", правильнее было-бы сказать наоборот, надеялся ничего такого там не увидеть.
Она была там. На самой границе света и тьмы, где рассеянный электрический свет уже почти не был властен, в каких-то шестистах метрах впереди, она была там. Бронзовое пятнышко стройной спины на фоне красных песков, руки-хворостинки, Жаклин шла и пританцовывала, Жаклин уходила.
- Подожди! - хотел крикнуть Игоревски, но вовремя вспомнил о том, на Марсе его крик скорее утонет в разряженной атмосфере, чем долетит до кого-либо. Он пробежал несколько метров, разбрасывая песок, остановился не зная что делать. Фигурка уходила слишком быстро, теряясь, прежде чем он ее догонит, Жаклин исчезнет во тьме. Игоревски метнулся назад к пневматику, чуть ли не прыжком взлетел в сидение и втопил газ.
Если б она не погибла, они сыграли бы свадьбу.
Игоревски проехал, наверно, километров пятнадцать, прежде чем понял что здесь что-то не так. Жаклин не летела над дюнами, не растворялась в воздухе, просто шла и танцевала. И все-таки пневматик не мог догнать ее. Сначала Игоревски думал что в десять секунд догонит Жаклин и лихо развернет перед ней машину. Потом он решил, что ему потребуется минут пять. Потом... Потом он подумал о том, что вообще не сможет ее догнать.
Когда он понял это, он остановил машину.
Вот как раз этого ему делать и не стоило.
Марс - весь Марс - это такая сложная система, состоящая из сотен тысяч ловушек. Во всяком случае, так он выглядит с точки зрения землян. Они образуются и исчезают сами собой, никто не может точно сказать почему. Есть места где их больше, есть места, где почти нет. Вокруг пирамид их очень много. Вокруг земных поселений нет совсем. Не все из них смертоносны, но смертельно опасны все.
Игоревски заметил свою оплошность, только когда колеса погрузились в зыбучий песок больше, чем на половину. А тогда уже было поздно.
Три долгих минуты сражался пневматик за свою независимость. Песок летел струями. Мотор надрывался. Колеса уходили все глубже. Игоревски пытался работать рулем, что бы освободить хотя бы переднее колесо, но то сидело уже слишком глубоко. Давя на газ, Игоревски всей силой прижимался к машине, словно это могло ей помочь. Бесполезно.
Наконец он соскочил с обреченного пневматика и побежал прочь, пока и его не засосало. Только оказавшись на твердом месте, Игоревски обернулся
Пневматик уходил под песок как корабль получивший пробоину ниже ватерлинии. По ходу дела он медленно кренился на правый борт. Вот скрылся под песком бампер, вот, шурша, песчинки потекли на сидение, вот уже на поверхности осталось только одно колесо, вот скрылось и оно. Пустыня очистила себя, проглотив чуждую машину и вновь замерла, исполненная неподвижности. Игоревски растерянно оглядывался, стоя на краю зыбуна.
- Кажется, придется возвращаться пешком, - пробормотал он наконец. Не ради слов, просто надо было что-то сказать, чтоб успокоится. Последние песчинки в глубине потревоженного зыбуна упали, занимая новое положение. Зыбун был готов ждать следующую жертву, как ждал предыдущую - миллионы лет.
Наверное, Игоревски стоило сразу развернуться и двинуться назад. У него было мало шансов вернуться до рассвета и ему следовало бы повернуться спиной и шагать всю ночь напролет не глядя по сторонам и ни на что не отвлекаясь, тогда к утру он, усталый, возможно, вернулся бы туда, откуда начал, где стоял покосившийся краулер, где два пневматика уютно дремали в тени металлической громады и где Станкевич с Джойстоном спокойно спали в своих каютах свернувшись калачиками. Но он оглянулся.
До нее было сто метров. Даже меньше. Восемьдесят. Нет, еще ближе. В семидесяти метрах от него стояла Она. Игоревски не мог оторвать от Жаклин глаз. Она танцевала и он видел каждое движение ее танца. Он видел, как плавно движутся ее ноги, как взлетают и опускаются светлые волосы. Когда она вскинула руку к висящему среди звезд Фобосу, он различил каждый пальчик на руке.