— Милая девица, но, по-моему, станет толстушкой, — сказала Кьюби. — Я счастлива, что ты выбрал меня.
Они жили прекрасно. У Джереми лежали деньги в брюссельском банке — следствие той авантюры, о которой он старался не вспоминать, а когда они закончились, он взял кредит. Кьюби, умудренная горьким опытом расточительства брата, стала экономить, но Джереми сказал, что скоро получит деньги за счет прибыли от Уил-Лежер, и можно покупать в кредит, в расчете на то, что они оплатят счета, когда Джереми покинет армию.
Когда это случится? Довольно скоро, думал он. В условиях мира во всей Европе полки, скорее всего, распустят, хотя до него доходили слухи, что союзники не сошлись во взглядах на Венском Конгрессе, и не исключено, что британское правительство решит пока оставить войска в Европе. Предпочтительно остаться до октября, тогда он отслужит два года. И если все пойдет хорошо, он сможет продать свой офицерский чин, хотя этот полк не самый привлекательный, и вернуться в Корнуолл к Рождеству.
Тем временем жизнь в Брюсселе протекала славно.
Невзирая на то, что она редко вспоминала о прошлой жизни, Кьюби слегка омрачало отсутствие вестей из Каэрхейса (ни слова), поэтому, когда она получила письмо, то нервно сломала печать и поднесла бумагу к окну, чтобы прочесть. Его послала мать.
Моя дорогая дочь!
Не знаю, что побудило тебя сбежать из дома обманным и тайным путем. Мы с твоим братом, не говоря уже о Клеменс, страшно расстроились, по-настоящему горевали по поводу обстоятельств твоего побега. Письмо, что ты оставила, ничего толком не разъяснило, в нем сказала, что сама не можешь понять этот поступок. И твое последнее письмо, хотя и более подробное, мало что прояснило.
Не думаю, что из-за каких-то поступков или слов мы могли утратить твое доверие. Ты убедила нас, что счастлива дома и рада предстоящему браку с Валентином Уорлегганом. Когда все сорвалось, пусть и не по нашей вине, ты не расстроилась, в отличие от нас, и стала ждать, пока не подвернется подходящая партия.
Вместо этого ты выбрала мистера Джереми Полдарка. Приятный юноша и джентльмен. Он произвел весьма отрадное впечатление, когда приходил сюда, и мне известно, что Клеменс очень хорошо о нем отзывается.
Я, как и все мы, желаю тебе только огромного счастья. Вы будете жить в Брюсселе? У нас, как тебе известно, остались печальные воспоминания о Валхерене, где погиб твой брат. Какое огромное облегчение, что война наконец окончена, и если победители не рассорятся, можно надеяться на продолжительный мирный период.
Огастес в Лондоне, все так же служит в Казначействе, и я написала ему о твоем замужестве. Полагаю, Джон в этом месяце отправится в Лондон, как того требуют кредиты и другие дела. Здесь очень сыро, начиная с самого Рождества, безветренно и уныло, расцвели примулы и камелии.
Твоя любящая мать,
Франсис Беттсворт
Кьюби прочитала письмо дважды, а потом передала Джереми. Тот погрузился в чтение на пару минут, а затем с улыбкой вернул ей письмо.
— По-моему, ты уже на полпути к прощению.
— Пришло еще вот это, — произнесла Кьюби и передала ему клочок бумаги.
Там было написано:
Дорогая-предорогая Кьюби, милый Джереми, как же я вам обоим завидую!
С любовью, Клеменс.
По всей видимости, Генриетта Кемп сумела преодолеть вечное недоверие к французам и недовольство вырождением их столицы, за сутки обдумав и приняв приглашение Росса, и на рассвете следующего понедельника они впятером выехали из Нампары и потряслись по грязной дороге в Лондон. Они поселились в привычных апартаментах Росса на Георг-стрит в районе Адельфи. Росс сообщил в письме премьер-министру об их прибытии в столицу, и тот пригласил его к себе в Файф-хаус в десять утра субботы. Вечером в пятницу Росс повел Демельзу и Изабеллу-Роуз в припорошенный снегом театр «Друри-Лейн».
Они посмотрели комедию Томаса Мортона «Город и деревня» с мистером Эдмундом Кином в роли Рубена Гленроя, а потом музыкальную пьесу «Рубины и бриллианты». Росс втайне считал эти пьесы довольно убогими, но жене они понравились, а восхищение Изабеллы-Роуз позабавило обоих — глаза дочки сверкали подобно бриллиантам. Она восхищенно сцепила руки и светилась удивительной радостью. Словно ей, как Жанне Д'Арк, явилось видение, правда, не святое, а жизнь, воплощенная на сцене, среди мишуры. Спектакль ее поглотил. Она затерялась в блестках, свечах, пудре, краске, духах, репликах, произносимых неестественным голосом, во всей этой грандиозной и восхитительной выдумке.
В самом конце, когда они собрались уходить, кто-то окликнул Росса:
— Капитан Полдарк!
Это был крепкий и хорошо одетый молодой человек с резкими чертами лица. Он улыбнулся. Затем посмотрел на Демельзу.
— Миссис Полдарк. Какая приятная неожиданность. Эдвард Фитцморис. Вы помните...
— Разумеется, — ответила Демельза. — Как вы поживаете, лорд Эдвард? Вы, наверное, не знакомы с нашей младшей дочерью, Изабеллой-Роуз?
Они беседовали, одновременно продвигаясь с толпой к выходу. Поскольку Демельза не видела его с того дня, когда Клоуэнс ему отказала, то уж было подумала, что может возникнуть некоторая натянутость, как тем утром, когда они покинули Бовуд, но Эдвард явно уже давно оправился от разочарования. Он наверняка понял, с долей сожаления размышляла Демельза, что это к лучшему, и необузданная вольнолюбивая белокурая девица из Корнуолла никогда не привыкнет к блестящей, но ограниченной светской жизни, которую он ей предлагал. Теперь она жена молодого моряка-предпринимателя, живет в небольшом домике в Пенрине и выглядит (Демельза вспомнила ее последний визит в Нампару) менее оживленной, чем обычно, с кругами под глазами.
Само собой, вскоре прозвучал вопрос. Уставившись на скопление экипажей, Эдвард Фитцморис спросил, как поживает их старшая дочь. Она замужем? Что ж, это ведь неудивительно, верно? И счастлива? Хорошо, замечательно. Что ж, они провели чудесную неделю в Бовуде. Жаль, что вас там не было, сэр. И еще одна милая дочурка! Сколько ей? Пятнадцать?
Демельза улыбнулась Белле, которая сверкнула глазами в сторону Эдварда, а затем многозначительно улыбнулась матери, чтобы та продолжила игру.
Как здоровье леди Изабел? А лорда и леди Лансдаун? Его брат и невестка чувствуют себя хорошо. У них теперь двое сыновей, знаете ли. Тетушка Изабел переболела подагрой, но теперь совсем поправилась. У нее новая слуховая трубка, которая, как утверждалось, лучше усиливает звук, нежели предыдущая, хотя он не замечает разницы. Нет, он все еще не женат, но занят по горло в парламенте и другими общественными делами.