— Все идет хорошо, — сказал Энис. — Не вижу никаких осложнений.
— Наверное, мы зря тебя побеспокоили, — ответил Росс. — Не успели уехать.
— О нет, как раз самое время! Схватки легкие и постоянные. Я бы сказал — завтра утром. Или чуть раньше.
— Твой ход, папочка, — сказала Белла.
— А сейчас что?
— А пока что я предлагаю всем хорошенько выспаться. Я дал ей мягкое успокоительное, оно должно помочь. Эмма заварит ей чашку чая. Еще раз поцелуй от меня Демельзу.
— Разумеется!
Росс пошел с червонного туза.
— Эмма останется на всю ночь, — заключил Дуайт, — и пусть кто-то из слуг будет под рукой, пошлешь его за мной, если понадобится.
— Ты выиграл, папочка! — сказала Белла.
В пять часов утра в день святого Стефана Кьюби Полдарк произвела на свет здорового ребенка весом в шесть фунтов. Обошлось без осложнений, и понимая, что находится в чужом доме, несмотря на всю теплоту и дружелюбие его обитателей, она стиснула зубы и перенесла боль, не издав почти ни звука. Вопреки прогнозам Росса, родилась девочка. Дуайт похлопал Кьюби по руке и заявил, что она очень храбрая. Того человека, который должен сидеть рядом и держать ее за руку, сейчас не было и никогда уже не будет. Сквозь туман слез, частично счастливых, но больше печальных, ее поцеловали и обняли все члены семьи. Генри рассмеялся, увидев ребенка.
Так в доме появился еще один ребенок, еще один Полдарк, хотя бы и девочка. Их первая внучка, дочка Джереми, новое поколение. Рождественский младенец, ребенок Христа, всё, что осталось от их сына-солдата.
Около двенадцати Демельза сказала Россу, что хочет дойти до конца пляжа и приглашает его с собой.
— Далековато для меня, — ответил Росс, — весь этот песок. Пока доберусь домой, наверняка буду хромать, как старый осел.
— Тогда давай поедем верхом? Не галопом, так, легким шагом.
— Если хочешь.
— Я хочу.
Колли и Календула, их старые лошади, не сгорали от нетерпения покатать всадников.
Демельза поднялась за чем-то наверх, и Росс, ожидая, когда приведут лошадей, подошел к двери и окинул взглядом свои владения. Он был частью этих мест. Его взгляд скользил по деревьям справа. Тонкий, отливающий медью ручей бежал из-под моста в сторону бухты Нампара. Прямо перед ним, на полпути к вершине холма, виднелся подъемник и крыши Уил-Грейс, а также гора пустой породы, плавно спускающаяся в сторону дома и наполовину заросшая бурьяном. В прошлом году по просьбе Демельзы убрали две оловодробилки, поскольку в Соле их и так предостаточно. Поля, в основном невозделанные, ожидали вспашки в феврале и были усеяны многочисленными воронами, пытающимися разжиться чем-нибудь съедобным. Обнесенный стеной сад Демельзы с воротами на пляж, полоска неровной земли между садом и пляжем. В полумиле отсюда, у первых утесов, виднелся подъемник и прочие постройки шахты Уил-Лежер.
За спиной возвышался дом, образец неописуемой архитектуры, с серой крышей, покрытой серым делаболским сланцем, если не обращать внимания на соломенную заплатку со стороны заднего двора, с разномастными дымоходами и толстенными каменными стенами — его дом, сооруженный грубыми шахтерскими руками для семьи, которой он давал кров вот уже шестьдесят лет.
— Я готова! — сказала Демельза, когда привели лошадей.
Они двинулись легкой рысью, старые товарищи, как и их лошади. Росс заметил у Демельзы маленький холщовый мешочек.
— Что там? — спросил он.
— Да так, прихватила кое-что.
Начался отлив, и хотя ветра не было, море щетинилось белыми зубцами. Некоторое время они скакали по кромке прибоя, поднимая брызги и позволив лошадям наслаждаться водой. Вдали чернели голые скалы, но вокруг Уил-Лежер их покрывала зелень, а у подножья росли черные, бурые и фиолетовые водоросли. Облака над горизонтом постоянно меняли форму. Корнуольская природа частенько меняет декорации.
— Итак, теперь у нас есть внучка.
— Да.
— Ты рада?
— Да, Росс, рада.
— А Кьюби?
— И Кьюби. Я уверена, она тоже довольна.
Они проехали еще немного.
— В первый ее приезд в Нампару, — прервала молчание Демельза, — в тот первый раз она казалась такой спокойной и самоуверенной, что я почти убедила себя невзлюбить ее. Но очень скоро, через пару дней, я поняла, что это всего лишь панцирь. Под ним она была такой мягкой, уязвимой, израненной, как больной зверь на кровавых изломанных лапах... Ты только представь, каково ей... Первый ребенок, без мужа и среди чужих людей.
— Любящих ее чужих людей.