мне все это, как обычно, кажется одновременно ясным и чересчур мудреным, каким-то надуманным, но я ничего не говорю, иначе он опять пристанет со своей «диалектикой», которую я понимаю ничуть не лучше и, видимо, благодаря которой Константин всегда прав, моя оборона против всех этих требований к миру в целом, исходящих из его лекций, против этого напора, дескать, я и все должны теперь наконец таки прирасти к его церкви, сегодня беспомощна как никогда: «спасибо за общую картину мира, а теперь дай мне уже делом заняться, ты мешаешь».
он покорно сматывает удочки, мимоходом делает ящик потише, шлепает к своему столу с голубой лампадкой и царапает что-то грозное на какие-то там бумажки.
я сама удивлена, что все получается, как у томаса, что ничего не пригорает или как-то иначе не идет наперекосяк, дурацкое филе индейки, которое я прокляла, пока резала, потому что оно такое скользкое было, теперь совершенно спокойно укладывается под припущенный лучок, а смесь лимона и сметаны придает соусу нужный цвет, хоть я не помню точных пропорций, а просто сыплю на глазок и мешаю, хоп бананы, карри шлёп, даже получается то, что называется потушить, — странно, на кухне Константина получается, дома — нет. готовить можно только там, где хочешь жить, — под конец мне в голову приходит гениальная идея, которую я, возможно, подхватила у штефани: я иду в комнату и достаю из сумочки два пакета орешков, миндаль и кешью, и те, и те соленые — в настоящее время штефани, беттина и я грызем как бешеные, на кухне я сыплю орехи на доску и размельчаю их колотушкой для мяса, потом высыпаю эти крошки в свое варево; понятия не имею, будет ли вкусно.
может, переехать сюда? все равно я уже достаточно часто остаюсь здесь ночевать.
«очень вкусно, — хвалит он меня, — особенно вот это с орешками!» я сперва хочу что-нибудь ляпнуть, поскольку думаю, что это он сейчас издевается надо мной и моими затеями, но потом замечаю, что он и в самом деле постоянно соскребает вилкой ореховый комбикорм с горошком; и я понимаю, это он всерьез, «отнеси в раковину, я сам потом вымою», — говорит он.
когда я возвращаюсь, он уже достал из моей сумки книгу, которую подарил мне мой тайный любовник, потому что сумка стояла открытой с тех пор, как я достала оттуда орехи, толстый корешок с золотым тиснением трудно не заметить.
«эй, это мое», говорю с наигранным возмущением, но он все так же задумчиво листает, поправляет очки, листает дальше и говорит: «а, отлично, алфавитный указатель в конце, толкования, всё как надо».
«а ты, как всегда, в конец заглядываешь, когда читаешь что-нибудь такое, да еще и на английском…» он окидывает меня искренне удивленным взглядом, очки сползли на кончик носа, «зачем это мне? это — образование, это присуще человеку, отсюда все берет начало, критика здесь — он стучит костяшками левой руки по книге, громко захлопывает ее и передает мне, — есть начало всякой критики: она поучает дух».
«но о партии там ни слова», — подтруниваю я над ним. он откашливается: «а ты хочешь почитать о партии?» жму ему руку, даже не знаю зачем, он выглядит опечаленным, я говорю, и так оно и есть: «если найдется что-нибудь небольшое, то с удовольствием, я имею в виду, не “капитал”, его я…»
«ты не дочитала, я знаю, но там и нет ничего о партии…», я перебиваю: «конечно, во всяком случае, не на первых пятнадцати страницах», он цокает, я отпускаю его руку и сажусь со своим апельсиновым чаем на его широкий помятый диван, он идет к письменному столу, открывает ящик и шарит в красных тетрадках, формата а5, брошюрки такие, кажется, у него их сотни, спустя какое-то время он находит две, они небольшие, он возвращается с ними и протягивает мне: серп и молот на обложке, обе из серии «марксистско-ленинистские издания по истории, политике, экономике и философии», одна из них — выпуск второй, и. в. Сталин: «партия», другая — несколько пообъемнее, е. м. ярославский: «чего требует партия от коммуниста», без вопросительного знака, выпуск шестнадцатый, «опубликовано в издательстве иностранных рабочих, москва 1936». я обещаю прочитать, и спрашиваю, могу ли приткнуться у него на ночь, он согласен, когда я звоню домой, трубку, к счастью, снимает мама, которая хоть и не прыгает от радости, когда слышит, что я не приду, но хотя бы оставляет свое мнение при себе, да и обоснование у меня тоже супер: «мне завтра рано в школу, а отсюда на тачке добираться быстрее, сама знаешь», иногда мне кажется, что если б я умерла, то мои родители сразу