«хорошо, действительно хорошо», говорит он и кладет распечатки обратно на стол.
я склоняю голову набок и пытаюсь выглядеть так, будто хочу сказать «ну и?»
«знаешь, как это называется? то, что ты написала?»
спрашиваю себя, к чему он клонит, так испытующе меня разглядывая, правда ли его волнуют эти опусы для школьной газеты, хотя они и не столь новы, как ему хочется думать, — в «лебеде» уже несколько месяцев назад печатали мои аналогичные тексты;
кстати, отличное название для школьной газеты, беттина, даже остолопу ральфу, наверно, пришло бы в голову более
«эпифании. это называется эпифании. небольшие наброски, наблюдения, которые рвутся по швам от вложенных в них смыслов, джеймс джойс писал их, набивая руку к первому роману, потом были короткие рассказы, о его городе, потом первый автобиографический..»
«я не набиваю руку, просто развлекаюсь».
«твой учитель немецкого, знаю, ты его ненавидишь, но, думаю, он прав, тебе не надо бросать… из этого может получиться что-нибудь путное».
«чтобы ты потом мог судить обо мне как журналист?» он ошеломлен моей резкостью, откидывается на спинку кресла, и я добавляю, более мягко: «прости, но выбирать профессию, ой, это значит взрослеть — ребенок должен сносить, что родители его судят и оценивают, но когда у меня появится работа, то уж извините. ты бы… тебе бы надо было это с томасом попробовать, у него к этому подход более эстетический, он типа художник».
папа качает головой, вставая: «клавдия, да что с тобой такое?» в этот момент меня спасает промокшая насквозь мама, которая входит в дом, гремя ключами, она размахивает выпуском папиной газеты: «ну скажи, почему ты мне об этом не говоришь, ты это знал, михаэль?»
«что еще?», он раздражен, возвращается в свой кабинет, конечно: лишь бы не стоять возле кухни, когда надо помочь маме распихать купленные продукты, которые он потом жрет так, будто они прямо в холодильнике растут.
«выставка, выставка раух в базеле! ты же знаешь, как она мне нравится, нам надо туда съездить».
«тебе — может быть, а у меня дела», ворчит он, и я отправляюсь к себе в комнату, писать новые эпифании,
потому что даже не могу определить, кто из них тухлее: он, который так себя с ней ведет, или она, которая позволяет ему это. господи исусе, как все достало.
обширная литература о «методах импульсного воздействия», магнетронных системах и т. д., вдохновившая некоторых озабоченных haarp принимать установку на аляске за испытательный полигон для «электронной шрапнели» и разработки радиоимпульсного оружия, чем глубже копают, чем дальше смотрят, тем разнообразнее становятся смертоносные сценарии: нарушение процессов работы мозга, просвечивание земли, непрослушиваемое сообщение с подводными лодками, изменение погоды, электромагнитная шрапнель — все это вместе попахивает причастностью вмс и министерства обороны, но есть и скептики, которые считают, будто за всем этим стоит не армия, а «олигархи», то есть, по Константину, старый добрый «правящий класс», от которого военные силы еще чересчур зависят, чтобы самим стряпать такие вот пирожки, гарри вассилатос, «haarp — это больше»: «военное руководство нужно сейчас для того, чтобы бюрократически отслеживать все аспекты директив, поступающих из индустрии, факты таковы, что военных заставляют строить haarp под управлением промышленников, сами военные силы не управляют haarp и не владеют им. haarp находится под контролем промышленников, и они же им владеют».
одиозной, глубоко втянутой в это дело и владеющей патентом фирме «raytheon», от одного названия которой по спине мурашки бегут («лучевой бог?»), такого же олигарха, как «кока-кола», «дисней» или «эксон»
что кто-то может выписывать столько газет и журналов и в самом деле читать их — и этот кто-то иногда говорит, когда ему хотят вернуть книгу: «да нет, пусть пока у тебя полежит, я ее уже читал и в те два года, что мне остались, перечитывать, скорее всего, не буду» — я хочу сказать, зачем ему это все? зеленая мусорка очень скоро заполняется до краев, но Константин просит меня вынести вместе с ним и оставшееся и сгрузить прямо на дороге возле контейнера, в надежде, что этой ночью не будет дождя.
«а у тебя с мусорщиками проблем не возникнет? не много ли всего?»
«нет, они меня все любят, я, наверно, единственный здесь в районе, кто еще помнит, что такое чаевые, мы, коммунисты, не жадные».