наниди машет мне, пока я выкашливаю воздух, попавший мне не в то горло, она берет меня за локоть и тянет в укрепление, в под
цепь маленьких пачечек, как дрожжи в тоненьких обертках, связанная толстым кабелем, какой я только у компьютеров видела: «бери», она встает рядом с убитым, в руке оружие, я слышу, как идут собаки, ближе быстрей
«чтозззшзачем…»
«бери, и приклеивай, видишь, тут снизу, там липучка — приклеивай к стене через каждые пять шагов, разматывай провод, это катушки, правильно, так. do it now. давай иди».
то есть в туннель, в освещенные запасным питанием сумер
двое уже впереди, между пиками, наниди попадает в обоих, они валятся навзничь от ударов по бедрам, по животу, несмотря на защитную одежду, «да, это я умею, но когда они все будут здесь, весь гарнизон, будет уже поздно».
«хорошо, да, прекрасно, я уже бегу, ты довольна, да?» стена гладкая, я креплю на нее первый пакетик и не решаюсь надавить на него — если это взрывчатка, то тогда, при
они все стреляют, охранники и охотники, наниди тоже, может, нам обратно наружу, там где она стоит? это нам не по плечу, тем более мне, хромоножке, следующую на гладкую голую стенку, следующая, еще одну.
блин, ну что за морока, как тут теперь вывернуть, я такого даже у тезофских скотчей никогда не
«сколько?»
«что?»
«fuck, клавдия, сколько у тебя еще?»
«четыре».
«о’кей, наклеивай… damn it…» что, пардон, здрасьте, на нее нашло?
«наниди?»
«yes, ah piss eggs… scumsuck rrs!»
«нани…»
«ну что?!»
«ты ранена!»
«shit, по. чего тебе?»
«ты что-то хотела насчет наклеивать, я… ты хотела мне что-то сказать, я не стала клеить дальше».
«ah, swell, as if… клей по две вместе, о’кей?»
«но ты говорила, только по оной каждые…»
«по две, по две и всё! всё, хватит! заканчивай!»
начинается такая молотильня, будто тут дьявольская дискотека и великаны, работающие вышибалами, от оглушительного баса не могут больше
и я ведь знаю, что здесь стоят двигатели, совсем официально, мощностью в 3200 л.с., я ж об этом обо всем читала, бум, бум, бум. наниди стоит рядом со мной в полутьме: «установила?»
«как, ну да, ясное дело, и в конце, вот, видишь, каждый раз по две…»
дверь закрыта, я слышу, как о нее ударяются пули, отскакивают, рикошет, молотильня ускоряется, разгоняется: бум-бум-бум, бум-бум-бум.
«наниди? мне страшно».
«ah shut up[145], пошли, здесь, давай, нет, что ты делаешь?», она хватает меня за шиворот, когда я сворачиваю не туда, тащит рывком назад, «в другую сторону», я не понимаю, как она может здесь ориентироваться, здесь все извивается, нет простых перекрестий, только скрещенные щупальца как на, какая там форма, что, может, это свастика это
при всем желании, легкие полны игл, мне очень жаль, но никак, она дает мне пощечину, я вздрагиваю, «move it! move it, bitch!»[146], и в ее взгляде ненависть, решимость, что я вмиг понимаю, что если застряну здесь и она со мной, если я здесь, правда, свалюсь и сдамся и все пошлю, когда она уже думает, что мы на финишной прямой, то она меня тогда зашибет, то она меня прикончит без всякого сожаления, то она
вот дерьмо больно так же можно
ни ногой, ни ступней двинуть не
на землю, как так на землю, что это? как она, я больше не могу вспомнить план, схему, а нет же, полозья, сани из темного железа, мы ложимся на них плашмя, она бьет двумя ногами, отталкивает нас от стены, мы вращаемся, скользим, падаем наискосок, завинченные в резьбу
плита, обрыв, скользко, она хватается за верх, решетка? каркас, стена с крестовыми стремянками.
«наверх, теперь наверх, get up!» я больше не могу думать, у меня больше нет мыслей от сплошных ай и ой, я только больше не хочу, чтобы на меня рычали, орали, хватит, прошу, лучше просто убей меня своей саблей
конец я не могу сорри я не
брешь.
мерцание, затем открытое пространство: снежное поле.
мы обогнули решетку, как так может быть? я бы нас с другой стороны искала, я не понимаю топографию. без разницы, вот и наши козлы, наш планер.