Он подавил зевок и сказал как можно безразличнее:
– Стол!
– Что стол?
Ну не Зануда ли?
– Накрой! – огрызнулся Сашка. – Что непонятного? Я хочу мой письменный стол!
– Зачем? – спросил ставший вдруг подозрительным Зануда.
– Уроки повторить! – буркнул Сашка. И добавил для убедительности: – Математику.
– А что задали?
– Тебе-то какая разница? Простые числа.
– Простые? Это какие же?
– Ну, один, два, три…
– И четыре?
– Нет. Четыре не простое, потому что делится пополам. В смысле, на двоих.
– А семь?
– Семь? – Сашка задумался. – Не делится.
– А сто тринадцать – простое число?
– Нет, конечно, – уверенно ответил Сашка, – сложное.
– Почему?
– Потому что… Потому… – Две минуты спустя Сашка пришел к выводу, что сто тринадцать – тоже простое число. Но это еще не все. Он также понял, что коварный механизм снова бессовестно обманул его и вместо того, чтобы дать подремать в уютном кресле за столом, заставил повторять домашнее задание.
– Ах так!..
Он запрыгнул на велотренажер и закрутил педали с таким отчаянием, словно собирался умчаться на нем прочь из этого дома… или из этого детства. Но у тренажера нет колес, а из детства, насколько нам известно, вообще нельзя умчаться, из него можно только уйти, медленно и безвозвратно.
Обида вытеснила остатки сна. «Как же он меня провел? – спрашивал себя мальчик, и сам отвечал: – Как… как мальчишку!»
Хотя, если вдуматься, кто это «он»? Дом? Или компьютер, контролирующий в нем каждую мелочь? Или программа-воспитатель? Тогда уже не «он», а «она».
Вот и к маме компьютер обращается тонюсеньким женским голоском; она зовет его Подружкой. А с папой разговаривает хриплым просоленным басом корабельного боцмана. Правда, с папой не больно-то поговоришь…
Когда семья собирается вместе, например, в столовой, и компьютер начинает заливаться на три голоса, создается впечатление, что под потолком комнаты обитает еще одна семья – из трех привидений.
Когда на спидометре тренажера прибавилось три километра, компьютер плавно снизил нагрузку на педали, так что крутить их стало легко, но скучно. Сашка выбрался из седла и побрел принимать водные процедуры. Спортивные формальности были соблюдены, и дверь детской легко распахнулась перед ним.
Сашка сделал шаг наружу и остановился в задумчивости.
Ванная была на месте. Со всеми полагающимися удобствами, парой полотенец: сухим и разогретым на пару, которые вылезли из специального лотка как раз к его приходу, и большим круглым зеркалом над раковиной. Все такое будничное, что Сашка машинально скомандовал:
– Восьмой канал выведи на зеркало.
И услышал в ответ:
– Через минуту. Как только закончится реклама.
Угу, кивнул мальчик, реклама, по мнению мамы, вредна детям. Это правильно. Но что же здесь не так?.. И только тут заметил наконец некую несообразность в привычном интерьере, настолько вопиющую, что она, точно слон из поговорки, не сразу бросалась в глаза.
У ванной комнаты не хватало одной стены. Как раз той, что связывала ее с родительской спальней. Сейчас на месте четвертой стены была улица, вид на застывшего на манер огородного пугала соседа и слепящий свет невысоко взлетевшего над горизонтом Солнца.
Загородившись от его лучей ладошкой, Сашка осторожно подошел к месту разрыва, автоматически кивнул Матвею Ильичу и высунул голову наружу, чтобы оценить обстановку.
Оценка вышла на три с минусом. Дом, до этого похожий на гигантский пасхальный кулич, теперь напоминал распиленный пасхальный кулич. На две равные половинки; они стояли рядышком, всеми окнами на запад, неприкрытым интерьером на восток. Стена взрослой спальни никуда не делась, она оказалась на положенной высоте, правда повернутая на сто восемьдесят градусов, и дверь ее против обыкновение выходила в никуда.
Вот, что, оказывается, имел в виду Зануда, говоря про «затрудненный доступ вовне». Ничего себе вовне: со второго этажа прямо в подземный гараж! Точно в…
Не успел Сашка додумать, как дверь родительской спальни отъехала в сторону и оттуда показался бодрый, подтянутый, а главное – ни о чем не подозревающий отец. Он успел сделать широкий шаг навстречу солнцу, поймал ногами пустоту и с легким недоумением на лице рухнул вниз.
Точно в «девятку» – закончил мысль мальчик, зачарованно уставившись на крышу отцовских жигулей, которую старательный Боцман каждое утро надраивает до зеркального блеска. Такую гладенькую, сверкающую на солнце, без единой вмятинки…
Тут, как назло, поток рекламных роликов на восьмом канале иссяк и включившийся посреди круглой зеркальной рамы телевизор затянул на всю улицу лиричным хриплым голосом: «А когда ты упал со скал, он стонал, но дер-р-ржал…»
Режим «Кукушонок», конечно же, сработал. Хотя, строго говоря, и не был предназначен для отлова взрослых мужчин, выпадающих из дверей. Но смотреть, как капитан запаса выпутывается из тонкой эластичной сетки с покрасневшим, как у заживо отваренного краба, лицом… а в особенности слушать… Нет, Сашка вдруг отчетливо понял, что зря не согласился на искусственное проветривание.
В довершение всех утренних неприятностей на завтрак были макароны. Отгадайте, какие?
Воспользовавшись тем, что родители увлечены беседой – отец рубил воздух ладонью и часто повторял про дисциплину на корабле, мама украдкой косилась на сына и однообразно отвечала: «Сережа, спокойней!» или «Сережа, он же маленький!» – Сашка меланхоличным жестом опустил тарелку с макаронами под стол, там опорожнил и, подперев подбородок рукой, быстро шепнул в кулак: «Уборка».
Зануда отличался отличным слухом, но, к сожалению, не только им. Иначе зачем бы Сашке выдумывать ему такое имя? Вот и сейчас, вместо того, чтобы включить автоматическую очистку полов или, по выражению отца, «отдраить палубу», компьютер тщательно протер окна, смел микроскопическую пыль с подоконника и даже сменил воду в вазоне с озерной кувшинкой. Однако до чистки полов так и не снизошел.
Обнаружив посреди кухонного ковра аппетитную макаронную кучку, мама мгновенно позабыла собственный довод про «он же маленький» и безоговорочно перешла на сторону отца.
«Обычный пес, – угрюмо размышлял Сашка, – совсем не породистый, даже наоборот, справился бы с этим лучше всяких самоочищающихся полов».
Необходимость отправляться в школу он воспринял если не с радостью, то с явным облегчением. Сашка вывел из гаража свой – нормальный, с двумя колесами – велосипед, выехал через предусмотрительно распахнувшуюся калитку на дорогу и, круто развернувшись, окинул мрачным взглядом родной дом.
После устранения последствий сегодняшней перепланировки дом снова походил на огромный гриб, только без шляпки и с глазами. Глаза – это из-за папы, который вместо обычных окон оборудовал свою спальню привычными ему иллюминаторами. Порой Сашке казалось, что куда бы он ни уехал, как бы далеко от дома ни находился, эти глаза все равно следят за ним, внимательные и ничего не упускающие.