- А как же ты? - спросила Саманта, ощущая дрожь от его близости, от его дыхания на своем лице и от прикосновения его рук к своей шее.
Юджин поднял воротник и улыбнулся.
- Ты забыла, что я привык к такой погоде. Как только выдается свободный день, я провожу его на охоте в горах или катаясь верхом здесь, в "Ла Паломе".
Лошади, чалая и гнедая, неслись по освещенной тусклым закатным светом солнца долине, из их ноздрей валил пар. Около четверти часа они ехали молча по едва видимой коровьей тропе. Магическая красота гор под белоснежными шапками взволновала молодую женщину, но еще больше волновало ее присутствие Юджина.
Когда тропа сузилась, и лошади перешли на шаг, ноги Юджина и Саманты случайно соприкоснулись. Потом, когда он спешился и помогал ей слезать с лошади, она перехватила его взгляд, скользящий по ее округлым ягодицам.
Показывая ей коров и телят или секцию колючей изгороди, которую он натягивал еще подростком, Юджин не мог скрыть гордости, звучавшей в его голосе. Потом он со смехом указал ей на первую ветряную мельницу, построенную здесь в прошлом веке.
- Мой прадедушка хотел повесить на ее крыльях известного скотокрада, но прабабушка так рассердилась, что направила на него ружье и заставила отпустить негодяя!
Саманте не хотелось возвращаться домой, ей так нравилось быть вдвоем с Юджином, и то, как он с ней разговаривает - совсем как настоящий любящий муж. Но все тот же мерзкий внутренний голос вернул ее к жестокой действительности: "У Юджина богатый опыт общения с женщинами. Он прекрасно знает, как вести себя с ними, чтобы заставить любую из них поверить, будто она единственная для него".
Однако вопреки всем доводам рассудка сердце ее билось как у школьницы, когда они вернулись в конюшню. Она знала, что губит себя любовью к Юджину: ведь пробудить у него желание ей ничего не стоит, но вряд ли удастся вызвать ответную любовь.
Саманта неотрывно смотрела на него, когда он помогал ей слезать с лошади, обхватив за талию. Медленно, словно ему хотелось помучить ее, он опустил молодую женщину на землю и поставил на ноги.
Его голова наклонилась к ней.
- Ты моя, Саманта! - шепнули его губы, прежде чем поцеловать ее.
Огонь желания вспыхнул в Саманте с новой силой. Она словно таяла от страсти у него на груди, и жар ее крови переливался в его кровь. Ее руки скользнули ему под куртку и легли на плечи. Ладони ощущали тепло, излучаемое его телом. Шляпа упала, и волосы свободно рассыпались по плечам.
Аромат сена и холодной кожи в сочетании с резковатым мужским запахом, исходящим от самого Юджина, переполнил Саманту ощущением изначальной естественности происходящего, сделал ее податливой и покорной. Поэтому, когда Юджин, оторвавшись от ее губ, грубо спросил: "Ну что, теперь поняла, что ты моя?" - она только кивнула, вновь подставляя ему свои жаждущие поцелуя губы.
Теплое шуршащее сено было их ложем, всхрапывающие лошади - стражи, когда Юджин медленно снимал с Саманты куртку, джинсы, потом свитер и наконец тонкое кружевное белье. И то, что последовало за этим, было незабываемым торжеством страсти, в котором каждый чем больше отдавал другому, тем больше получал сам, чтобы тут же возвратить сторицей. Когда Юджин замер, положив голову ей на грудь, Саманта не решилась открыть глаза, страшась встретиться с ним взглядом. Она боялась увидеть на его лице безразличие - после того, как он получил от нее то, что хотел.
Юджин протянул руку и вытащил из ее волос сухую травинку.
- Моя бабушка была права. Ты прелесть, Саманта Фрейзерс.
От горькой обиды у нее сжалось сердце. Почему он ничего не сказал о любви? Неожиданно она почувствовала холодный зимний ветер, обдувающий ее обнаженное тело. С силой оттолкнув Юджина, Саманта встала и начала собирать свою одежду. Он лежал, наблюдая за ней, и под его взглядом она залилась краской стыда и смущения, борясь q джинсами, которые никак не хотели натягиваться на бедра. Когда последняя пуговица на куртке была застегнута, она обернулась к нему.
- Ты был прав, Юджин, я - твоя. Мое тело принадлежит тебе, но сердце нет!
Она солгала и знала об этом. Но это была только ее тайна.
Когда она вошла в дом, Дайана сидела в столовой в кресле-качалке у огня. Оторвавшись от книги, которую читала, она посмотрела на вошедшую женщину. Саманта подумала, что свой проницательный взгляд Юджин, должно быть, унаследовал от бабушки. Едва взглянув на нее, старуха сказала:
- Как видно, хваленое красноречие моего внука подводит его, когда речь заходит о любви.
- О любви? - эхом откликнулась Саманта. Она медленно пересекла комнату и остановилась у очага. Протянув замерзшие руки к огню, начала отогревать их, потом через силу заговорила: - Миссис Пенроуз, я больше не могу вас обманывать.- Посмотрев на Дайану, она смутилась и перевела взгляд на краснооранжевое пламя. - Юджин и я - мы поженились не по любви. Мы заключили своего рода соглашение. Поэтому я не могу принять ваш подарок. - Дайана понимающе кивнула.
- В мое время люди тоже порой женились и выходили замуж, не испытывая друг к другу особых чувств. Но потом со временем они рожали детей и жили счастливо. Так же будет и у вас с Юджином. Поверь мне, девочка!
Саманта обернулась к ней:
- Да, миссис Пенроуз, я влюбилась в вашего внука. Но он не любит меня.
Старуха отложила книгу.
- Пускай холодная внешность Юджина тебя не обманывает. - Она вздохнула. - Как ты теперь уже знаешь, он любит ранчо, однако годы, что он провел здесь, были отмечены частыми ссорами между моей дочерью и ее мужем его родителями. Но, Саманта, точно так же, как он любит это место и не признается в этом, он любит тебя. Дай моему внуку время, и ты сама убедишься. А подарок - твой, и чтоб больше мы к этой теме не возвращались.
Столица Аризоны сверкала, подобно бриллианту на фоне бархатной темноты рождественской ночи. По дороге к Финиксу они проезжали мимо домов, весело украшенных рождественскими свечами. Это время принято проводить в кругу близких людей. Однако Саманта, хотя и находилась рядом с мужчиной, которого любила, все равно не испытывала радости, глядя на мелькающие за окном машины разноцветные огоньки.