* * *
Несколько раз я наведывался в купе к Серому - тревожно мне что-то было. Душа, словно томилась от какого-то неприятного предчувствия, что ли. Правильно охарактеризовали свидетели внешность Колмогорова (Серого). Он, действительно, походил на мельника - человека припорошенного мукой. Серые волосы, серый костюм, всё блёклое, невыразительное, а вот глаза..., взгляд - пристально-режущий и холодный как лёд. Неприятный, рыбий взгляд.
Он свободно разместился на нижней, пустой полке вагона, держа скованные наручниками руки перед собой. Никакого волнения в нём не чувствовалось. Изучающе окинув меня взглядом, казалось, он хотел понять с кем имеет дело, отвернулся и стал смотреть в окно. Сопровождающие его офицеры недовольно косились на меня и, чтобы избежать ненужных выяснений отношений, пришлось сократить число посещений, а зря! Ох, напрасно я не прислушался к своей томящейся душе, напрасно. Надо было, несмотря на недовольство сопровождающих, находится с ними в купе, ноо...
После станции Чаршанга, насколько я знаю она расположена на территории Туркменской Республики, я решил проведать Серого и его конвой. Войдя в тамбур шестого вагона, я увидел открытую наружу дверь и, предчувствуя недоброе, бросился к пятому купе. Дёрнул за ручку двери, она, вопреки инструкции, оказалась не запертой.
В купе вагона были охранники, но не было Серого. Один охранник, неловко вывернув голову, лежал на полу, второй, бездыханной куклой покоился на нижней полке. Оба были мертвы. У охранника, лежащего на полке, отсутствовало удостоверение личности и оружие.
Я всё понял, я сразу всё понял! Серый каким-то образом сумел усыпить бдительность офицеров, убил их и спрыгнул на ходу с поезда. Я бросился к купе проводников и только собрался постучать, как дверь сама открылась, и показалось заспанное лицо миловидной девушки.
- Гражданин, вы чего шумите?
- Немедленно вызовите поездного врача в пятое купе и сообщите поездной службе охраны - у вас убийство! - быстро проговорил я шёпотом. - Шум не поднимать! Поняли?!
Проводница схватилась обеими руками за горло и зажала рот. Глаза её стали круглыми и белыми от страха. А я? Я бросился в тамбур к открытой двери.
Поезд, после очередного, замедленного подъёма на ровное плато, вновь стал набирать скорость. Перестук колёс начал учащаться, и я сообразил, если сию же минуту я не покину вагон, то потом, при большой скорости движения, я не смогу этого сделать, я разобьюсь... . И я, держась за поручень, спустился на нижнюю ступеньку вагона, затем, высмотрев относительно ровное место на земле, прыгнул.
Сколько раз я кувыркнулся, не знаю, но ударился об землю я здорово, в голове аж искры засверкали!
Голова гудела, как пустой котёл, а тело болело так, словно по мне дорожный каток проехался. Сориентировавшись, я, покачиваясь и поддерживая руками гудевшую голову, отправился в обратный путь, к станции Чаршанга. Я шёл и смотрел в землю, я искал следы Серого.
При приземлении он должен был оставить хоть какой-то след. Во всяком случае я надеялся на это. Иначе, мой прыжок с риском сломать себе шею, был бы пустой затеей.
Пройдя километров пять вдоль железнодорожного полотна я, наконец-то, увидел место прыжка Серого. Трава ещё не успела выровняться, и была чуть примята, а в сторону пустыни Кызылкум вёл одинокий след человека...
На что рассчитывал Серый, выбрав это направление, я не знаю, но он точно знал, куда идёт. В этом я был уверен. Не мог такой человек, как Серый, не понимать пагубности выбранного направления. Значит... Значит, мой путь был в ту же сторону.
* * *
Голова почти перестала болеть и я, ускоренным шагом, иногда переходящим в лёгкий бег трусцой, пустился вдогонку за убийцей. Но этот бег и ускоренный шаг продолжались недолго - ноги вязли в песке, идти было трудно. Единственное, что меня поддерживало в этой гонке - Серому было так же тяжело, как и мне.
Часов через пять, уже почти в сумерках, я увидел впереди небольшую, медленно передвигающуюся точку. Насколько мог, я прибавил шаг и вскоре увидел - впереди движется человек. Он шёл медленно, но уверенно - ни разу не оглянулся назад, казалось, он был твёрдо уверен в своём одиночестве и отсутствии хоть одной живой души в этой, прокалённой солнцем, пустыне.
Мне нужно было догнать его пока не наступила ночь, иначе я потеряю его, решил я, и постарался, хоть и через силу, ещё ускорить свой шаг. Но догнать человека я не успел, темнота на юге, оказывается, наступает так быстро, что человек не успевает приготовить себе ночлег. Я этого не знал. Я же приехал из Москвы, а у нас сумерки медленно переходят в ночь. И ещё, я многого не знал о здешнем климате.