Я шёл за ним, спотыкаясь, покачиваясь, еле передвигая ноги...
Я очень устал, и если сейчас, прямо сейчас я не отдохну, то я здесь же, на этом самом месте умру..., вяло текли мысли в моей голове, и я... решился: рукоятью пистолета я ударил его по затылку.
Он кулем свалился у моих ног.
Завернув ему руки за спину я, затратив последнюю оставшуюся у меня энергию, сковал их наручниками, и тут же сам свалился от полной потери сил.
Мы, как лучшие друзья, или как братья, лежали рядом - убийца и следователь по особо важным делам. Только один был без сознания от удара пистолетом по затылку, а другой - от полного истощения сил. Мне кажется, я какое-то время тоже был без сознания.
* * *
Очнулся я от чувства нехватки воздуха. Моё горло что-то жутко сдавливало, и я уже начал хрипеть. Скосив глаза я увидел - рядом, спиной ко мне, сидел Серый и закованными в наручники руками, сжимал моё горло...
- Сволочь! - кое-как выдавил я из себя и, дёрнувшись, вырвался из его рук.
Мне показалось, он только криво оскалился.
Горло саднило, дышать было больно. Не долго думая я быстро перекатился и, оказавшись перед ним, приподнялся и врезал кулаком прямо в его ухмыляющуюся рожу.
Из его разбитых губ текла кровь, а он улыбался.
Я потянулся за пистолетом, но его в кобуре не было. Я понял, он отбросил его в сторону, и он специально выводил меня из себя, он рассчитывал, что я, взбеленясь, убью его... или он, задушив меня, сумеет скрыться.
Нет, шалишь! Я тебя, голубчика, живёхоньким доставлю, озлобясь, думал я, и одновременно прикидывал, как же я его буду доставлять по пескам без еды, без воды...
- Скажи, Колмогоров, на что ты рассчитывал уходя в пески, или тебя где-то здесь ждут? - держась за горло, хрипло, с сипотой спросил я.
- Тебе, сраный мент, необязательно знать, на что я рассчитывал.... Хотя..., ты же всё равно здесь, в песках, подохнешь и косточки твои вонючие солнышко выбелит.... Или... я тебя как-нибудь прикончу.... Ты бы поостерёгся близко ко мне подходить, мент.
- Серый, хватит баланду травить! Я тебя так и так до суда доведу.
- Хрен тебе в задницу, легавый..., доведёт он, - и, скривившись в язвительной улыбке, продолжил, - ты сначала на себя посмотри мусор, ты же выдохся, сучий потрох!
- Серый, ты не в лучшем состоянии.
- А мне терять нечего! На нары я не думаю возвращаться! - злобно ответил он.
- Мне тоже терять нечего. Так скажешь, на что рассчитывал уходя в пустыню?
- Зае...л ты меня мент - на что, да, на что? А на то - железка... делает петлю, обходя пустыню. - Я пустыню пересеку и вновь выйду к железке...
Я представил себе карту Таджикистана, она висела у начальника душанбинского горотдела в кабинете. А ведь точно, вот ведь сволочь уголовная, как всё рассчитал.... Но тут я задумался - если идти через пустыню, то это не менее 100 километров.... Допустим мы прошли... километров сорок.... О, Господи! Ещё 60 километров?
Когда до моего сознания дошло, сколько ещё идти по пустыне, сколько ещё песчаных барханов придётся преодолеть, наверное, лицо моё побледнело.
Серый конечно же наблюдал за выражением моего лица, когда высказывал своё намерение, и не удержался, чтобы не съязвить:
- Что, мусорок, кишка тонка, наложил в штаны, да? А яаа-то думаю, чем это запахло! - и на лице его промелькнула чуть уловимая насмешка.
- Это от тебя запахло. Пролетел ты, Серый, здорово пролетел со своими расчётами, - решил я ответить.Трудно мне будет, ничего не скажу - трудно, но я тебя, сволочь уголовная, доставлю на скамью подсудимых, вот увидишь!
- Ага, давай мент, потрудись.
Он таки меня всё же рассердил, и я заорал:
- Вставай, Серый, шевели лапами! Не пойдёшь, точно пристрелю!
Я поднял валявшийся почти под рукой пистолет и направил ствол ему в грудь.
- Дурак ты, Кондратьев. У тебя же патроны закончились, я проверил. Ты, пока без сознания валялся, я тебя сто раз мог застрелить. - Ладно, пошли..., вдвоём веселее идти. Если дойдёшь до железки, ментяра, я тебя всё равно возле неё и придушу.... Ты и так, вон, чуть живой - не дойдёшь...
Ох, как был прав этот ублюдок, как прав! Голова моя раскалывалась от боли и кружилась, меня подташнивало. По-видимому, контузия у меня была серьёзной, а может быть она добавила своё к сотрясению мозга, когда я спрыгнул с поезда и неудачно приземлился. Во рту было сухо, губы потрескались, и пить хотелось..., ох, как хотелось пить.
- Ты, Сергей Николаевич, о себе побеспокойся..., всё хорохоришься, - прохрипел я. - Неизвестно ещё, кто первым скопытится..., давай, шагай.
И мы пошли. Он впереди, я следом.
* * *