Она провела его в небольшую гостиную и предложила стул перед камином, зола из которого рассыпалась по ковру, когда падал дымоход.
— Не хочешь ли чашку чая?
— Готов душу продать за чашку чая или кофе.
Она повернулась к экономке, которая уже слышала разговор и кивнула, торопясь на кухню. Маргарет было трудно смотреть в гипнотизирующие глаза Белла. Ее снова влекло к нему, как уже было раньше.
— Что тебе надо от Якова? — требовательно спросила она без всякого вступления.
— Думаю, что ты должна знать ответ на этот вопрос, — ответил он сухо.
— Ты не можешь задержать его еще раз. Не в Сан-Франциско. Сейчас ты уже должен понимать это.
— Здесь вы с братом подкупили слишком многих политических деятелей, чтобы навсегда защитить себя от ответственности за свершенные преступления. — Он сделал паузу и посмотрел на прислугу, которая убирала дом и расставляла мебель по местам. — Выглядит так, словно вы намерены остаться в городе.
— А почему бы и нет? — спросила она, стараясь выразить притворное негодование. — Это наш город. У нас тут процветающий бизнес и близкие друзья. Наши сердца открыты для бедняков, живущих здесь. Почему же в конце концов мы должны покинуть его?
Белл был почти готов поверить Маргарет. Она замечательная, подумал он, вспоминая ночь, когда они вместе танцевали в отеле «Браун-палас». Слишком замечательная.
— А Яков в банке?
— Ушел проверить повреждения.
— Я видел то, что осталось от Маркет-стрнт. Большинство зданий превращено в руины, выстояли очень немногие. Банк Кромвеля прямо на краю разверзшейся преисподней.
Казалось, Маргарет это не взволновало.
— Яков строил банк так, чтобы он простоял тысячу лет, как и этот дом, который, как ты видишь, уцелел во время землетрясения, хотя более претенциозные особняки на Ноб Хилл пострадали очень серьезно, если вообще не разрушились. Дом Кромвеля построен прочно.
— Будь что будет, Маргарет, — сказал Белл с полной серьезностью. — Но я предупреждаю тебя и Якова: даже не думайте уехать из города.
Ее охватила ярость, она вскочила.
— Не смей угрожать мне и не думай, что можешь запугать моего брата! Ты блефуешь, Исаак. У тебя нет ни полномочий, ни влияния в этом городе. Мы с братом останемся здесь еще долго после того, как ты уберешься отсюда.
Он поднялся на ноги.
— Признаю поражение по очкам. В этом городе и в его политической машине у меня, действительно, нет никакого влияния. Но, как только вы окажетесь за пределами города, вы оба будете принадлежать мне. Имей это в виду.
— Убирайся! — свирепо прошипела она. — Убирайся немедленно!
Бесконечно долгое мгновенье они смотрели друг на друга с бешенством, в ярости от внезапной враждебности. Затем Белл медленно надел шляпу и направился к входной двери.
Маргарет закричала:
— Тебе никогда не удастся схватить моего брата еще раз. Никогда за тысячу лет! Только через мой труп!
Он остановился и бросил на нее прощальный взгляд.
— Очень хотел бы, чтобы ты не произносила этого.
С этими словами он вышел.
Абнер ловко провел «роллс-ройс» зигзагами к Национальному банку Кромвеля на пересечении улиц Саттер и Гайд, объезжая груды кирпича и толпы людей, собравшихся на улицах. На одном углу полицейский остановил машину и приказал Абнеру проследовать в павильон Механики — огромное здание, где хранился обширный архив и проводились многие ярмарки, спортивные соревнования и концерты. Город, остро нуждающийся в дополнительных помещениях для оказания неотложной медицинской помощи в сложившихся чрезвычайных обстоятельствах, превратил павильон в госпиталь и в морг. Полицейский настаивал, чтобы Кромвель передал машину службе скорой помощи для оказания помощи раненым.
— У меня найдется другое применение для моей машины, — надменно сказал Кромвель. Он говорил через переговорную трубку. — Продолжай путь в банк, Абнер.
Полицейский вытащил пистолет и направил дуло на шофера.
— Я лично реквизирую эту машину и прослежу, чтобы вы поехали прямо в павильон, или я снесу твоему водителю голову и передам машину более достойному человеку.
На Кромвеля это не произвело никакого впечатления.
— Хорошая речь, офицер, но машина останется у меня.
Лицо полицейского побагровело от ярости. Он взмахнул пистолетом.
— Не собираюсь делать еще одно предупреждение…
Тут полицейский отпрянул: глаза его расширились: пуля, выпущенная из «кольта» тридцать восьмого калибра, попала ему в грудь. Он какое-то мгновенье еще стоял, пока у него не остановилось сердце и он не рухнул на дорогу.
Ни колебаний, ни сомнений, ни угрызений совести — ничего этого не было. Абнер быстро выскочил из машины, схватил тело, словно оно было манекеном, и посадил его на переднее сиденье. Затем вернулся за руль, включил первую передачу и поехал.
На улицах царил настоящий хаос: люди кричали, время от времени раздавался грохот падения очередного здания, лязгало пожарное оборудование — никто даже не заметил убийства полицейского. Те немногие, кто видел, как полицейский упал, решили, что он ранен и его подобрал водитель, автомобиль которого используется службой скорой помощи.
— Ты освободишься от него? — спросил Кромвель, словно предлагая, чтобы слуга выбросил мертвого таракана-прусака в мусорную корзину.
Абнер ответил в переговорную трубку:
— Я позабочусь о случившемся.
— Как только покончишь с этим, сразу подъезжай к служебному входу в банк. Войди в заднюю дверь — ключ у тебя есть. Нужно, чтобы ты помог мне перенести несколько чемоданов в автомобиль.
— Да, сэр.
Когда «роллс-ройс» подъехал к углу улицы Саттер и Маркет-стрит и Кромвель увидел масштаб разрушений, он почувствовал, что его ожидает недоброе, когда они доберутся до банка. Однако возникшие опасения рассеялись, как только показалось здание банка.
Национальный банк Кромвеля выдержал землетрясение, почти не пострадав. Прочное каменное здание оправдало все хвастливые заявления Кромвеля, что оно простоит тысячу лет. Не упала ни одна из стен, ни одна из огромных колонн. Единственным явным повреждением были разбитые витражи окон, осколки которых превратили тротуар вокруг банка в красочный калейдоскоп.
Абнер остановил «роллс» и открыл заднюю дверь. Несколько служащих банка сновали перед главным входом, придя на работу по привычке, не имея никакого представления о том, что делать дальше с этим трагическим нарушением их образа жизни. Кромвель вышел из машины и не успел подняться по ступеням, как они окружили его, заговорив все сразу, засыпая его вопросами. Он поднял руки, прося тишины, и начал убеждать их:
— Пожалуйста, пожалуйста, расходитесь по домам, оставайтесь со своими семьями. Здесь вам нечего делать. Обещаю, что зарплата будет вам выплачена за всё время, пока продолжается это бедствие, а затем восстановится нормальная работа.
Это обещание было пустым. Кромвель не имел намерения платить им зарплату. Он видел, что пламя, распространяющееся по деловой части города, поглотит и здание банка. Хотя стены здания были каменные и прочные, деревянные перекрытия крыши легко воспламенятся, и огонь быстро превратит банк в пустой остов.
Как только служащие стали уходить, Кромвель достал из кармана пальто связку больших медных ключей и открыл массивную бронзовую дверь. Он не потрудился закрыть ее за собой: огонь скоро поглотит все документы внутри. Он направился прямо в хранилище. Замок с часовым механизмом был установлен восемь часов. Сейчас было семь часов сорок пять минут. Кромвель спокойно подошел к кожаному креслу перед письменным столом служащего, ответственного за ссуды, смахнул пыль, сел и вынул сигару из коробки, лежавшей в его нагрудном кармане.
Чувствуя себя хозяином положения, Кромвель откинулся на спинку кресла, раскурил сигару и выпустил облако голубого дыма в изысканно украшенный потолок вестибюля. Землетрясение, размышлял он, пришлось как нельзя кстати. Он мог потерять несколько миллионов, но страховая сумма покрыла бы стоимость всех повреждений здания банка. Его конкуренты связали свои активы ссудами, но Кромвель всегда держал активы наличными и инвестированными в бумаги. Как только станет известно, что он бежал из города, официальные контролеры банка накинутся на Национальный банк Кромвеля, как стервятники. При везении его вкладчики смогут получить по десять центов за каждый вложенный доллар.