Илья Андреевич слушал и только диву давался.
Потом он глубоко вздохнул, зачерпнул из родника пригоршню воды и потер себе шею. — А ведь я, ребята, за этой иконой и ехал. Брат, сестра и сержант уставились на Илью Андреевича в немом изумлении.
— Ну да! — хлопнула себя по лбу Женька. Вы же искусствовед. И еще говорили, что будете не только развлекаться, но и работать! Вы ехали на экспертизу! Ох, теперь все стало еще понятней — батюшка Василий прознал про ваш приезд и решил ускорить события. А чтобы в случае чего бросить тень и на вас, в Качестве лопухов его родственничком Родькой были выбраны мы. Значит, не случайно он вас болтом тогда огрел, а специально — чтобы выевсти из игры! А потом уже, видя, что мы не отстаем, решили использовать и нас с Игорем в качестве козлов отпущения.
— Да-а, — поднял выгоревшие на солнце брови Пал Палыч, — смышленые вы ребята. Я бы ни в жизнь этих мерзавцев не раскусил. Только разве что на экспертизу бы икону направил. Да и то вряд ли бы, с чего бы? Пропажа нашлась, хозяин есть, передавай по акту и все дела. Только вот где эти паршивцы настоящую икону-то спрятали?
— Спрятали… Спрятали? — прищурился Илья Андреевич. — У реки, вы имеете в виду? Почему именно у реки? — переспросил он Пал Палыча.
— Ну а как же? Им же в случае чего ее нужно довольно быстро достать, да и времени, чтобы ее заныкать, извиняюсь за выражение, тоже у них было немного. Значит, где-то, думаю, метров за сто от Оки, не дальше.
— Да, да, — рассеянно ответил Илья Андреевич, о чем-то напряженно размышляя.
Попив воды, он крякнул, завинтил пробку на пластиковой бутылке и все еще с сомнением в голосе сказал:
— Мы когда по Оке много лет назад плавали, то оставляли иногда часть снаряжения на сохранение рыбакам, которые здесь по берегам в шалашах живут. На обратном пути забирали.
— Да, это мысль, — согласился Пал Палыч. — Проверим.
— Так вы с нами поплывете? — вклинилась в разговор Женя.
— Да нет, вас теперь, наверное, придется отпустить, раз такое дело, — покосился на сломанную икону-подделку Пал Палыч. — Правда, показания я с ваших слов все-таки запишу.
— Послушайте, — обратился Илья Андреевич к сержанту, — сейчас поздно, вы даже и до Алексина доберетесь затемно. Давайте найдем, пока окончательно не стемнело, песчаную косу, переночуем, обмозгуем все это, а утро, как говорится, вечера мудренее.
— Ну что ж, — согласился Пал Палыч, давненько я на природе не ночевал. Давайте.
Вся компания погрузилась в моторку и двинулась вдоль берега, высматривая удобное место для стоянки. Вскоре оно нашлось — экспедиция затормозила у одного песчаного наноса, обрамленного по бокам густым кустарником. Здесь, прямо на крупном зернистом песке, разбавленном вкраплениями перламутровых осколков раковин речных мидий, и решили разбить лагерь. у трех кем-то вкопанных столбов устроили кухню. Потом взрослые и дети пытались вернуть себе облик цивилизованных людей кто брился, а кто и, подобно Жене, мыл голову шампунем.
Чистые, какие-то умиротворенные, ребята устроили из камней очаг, и вскоре, пригибаясь к реке, к противоположному берегу пополз серый мягкий дым. Ветер качал на волнах закат, рябь пробегала по сизо-розовым волнам, и казалось, что все будет хорошо-хорошо, совсем как сейчас. Да, как сейчас — под этим теплым, расцвеченным звездами небом, рядом с этой теплой рекой, ласково бьющей волной в их берег и нашептывающей свои милые убаюкивающие сказки прямо на ухо.
Из дневника Жени
2 августа
Снялись с лагеря мы, как всегда, не быстро.
Рассчитывали, что Алексин рядом, но дома и трубы, которые показались впереди, были всего лишь предместьем этого города. Жара разгорелась страшная. Кругом сновали моторки и катера. Упаренные, мы добрались до Алексина и с Ильей Андреевичем пошли на разведку за продуктами. Пал Палыч по каким-то своим причинам решил нас подождать, а может, все еще в чем-то подозревал.
Ничего особенного мы покупать не собирались: черный хлеб, соль, мыло, овощи, газеты и другие нехитрые мелочи.
К самому городу пришлось добираться через автомобильный мост, потому что высокий берег, сплошь застланный личными огородами, казался совершенно непроходимым. Помпезная автострада вывела нас к стеле с датой основания города: 1348 год. Рядом мы увидели герб Алексина — две ложки.
Рынок, на который мы в конце концов вышли, казался разоренным; татарами. Вдоль пустых прилавков ветер мотал мусор. Какие-то небритые личности убирали остатки товара.
На мой вопрос: "А что, рынок закрыт?" одна из них, опустошая четвертую, судя по пустой таре, бутылку пива, недоуменно ответила: "Так уж час дня, наверное, есть".
В Алексине, казалось, время остановилось.
На главной улице — Советской — не происходило ни-че-го. Только где-то в двухэтажных зданиях, местами забранных в окнах решетками, что явно свидетельствовало об их административном назначении, теплилась жизнь. От прокаленного солнцем асфальта, словно пар, поднималась вверх редкая белая пыль. Все кругом виделось через эту тонкую взвесь — и закрытый по непонятной причине магазин "Хлеб",
И "Мясо-колбасы"; и универмаг с громким прозвищем "Зеркальный", где никаких зеркал не наблюдалось, а на двери, выведенная фломастером, устало повисла бумажка с лаконичной надписью "Мороженое"; и местный клуб, где какая-то певичка выводила что-то про любовь, упорно не попадая ни в одну ноту; и ресторан с непонятным названием: "Сархан"; И восточного вида парень, продающий у ресторана арбузы. Рядом с ним на покосившихся штакетинах висела "Доска объявлений". Пока Илья Андреевич бегал по окрестным улицам в поисках хлеба и соли, мы прочитали их все:
"Фирма "РАЗДОЛБАЙ-СЕРВИС" предлагает свои услуги по сносу ветхих зданий, вырубке несущих стен, очистке строительных территорий".
"Пропал козел, однорогий, грязно-белого цвета. Кто найдет, прирежьте, у меня на него, гада, рука не поднимается". "ПЕРЕ…ЛЕТНЫЕ РАБОТЫ. Коленкор, позолота, обращаться по адресу: первый дом от объявления налево".
"Потомственный шаман Дальнего Севера Панкрат снимет сглаз, порчу, деньги с вашего замороженного счета".
"Похудение электротоком. Результат гарантирован. Ни один из пациентов на повторный курс не приходил!"…
Груженные "Сникерсами", пивом для Ильи Андреевича и сержанта, арбузом и солью в пакетике, мы решили пройти к реке напрямик. Протиснувшись по переулкам, мы увидели длинный, украшенный перилами из ржавых стальных труб спуск вниз. По утоптанной тропинке добрались до Оки и поплыли прочь из этого города, чтобы не застрять здесь навечно.
При отъезде, правда, случилось еще одно немаловажное событие. Когда мы готовились отчалить, из-за приземистого кирпичного дома с большой надписью поперек фасада "улица Трудовая" вышел Сашка и, виновато опустив плечи, словно собака, которую еще не побили, но обязательно побьют, подошел к нам. Кусая губы, чтобы не разреветься, он рассказал все.
История с Сашкой вышла вот какая. Год назад он отправился от родителей к бабушке на катере "Луч". Однако вместо того, чтобы заплатить деньги за билет, зашел на рынок и купил майку с давно обожаемой группой "Металлика", рассудив, что до места он доберется или "зайцем", или как-нибудь на перекладных, благо расстояние казалось не таким далеким.
Проникнуть на "Луч" Сашке удалось, однако вскоре его вышвырнули оттуда на безымянный причал, и он остался один, без денег, примерно посредине пути, где-то между Серпуховом и Калугой. Тут-то его и подобрали "Черные акулы". Вначале Сашку это знакомство никак не тяготило. Парни обращались с ним хоть и покровительственно, но вполне нормально, не били, давали еды, а когда нужно было, могли подбросить или до Калуги, или до Серпухова.
С него они ничего не требовали, разве что иной раз отнести баул с вещами в то или иное место. Несколько месяцев Сашка даже не догадывался, что его используют как курьера, что ходит он не просто знакомым Родьки, а к скупщикам краденого. Однако понемногу из услышанных на катере слов, из слухов он догадался, чем занимаются его новые приятели. Но отступать было поздно, потому что, когда Сашка решил поговорить с главарем банды начистоту, тот, зло ощерясь, процедил в его сторону: "Тебе чего надо? Тебя кормят, поят, ты здесь уже в долгах как в шелках. А ерепениться не советую. Где твоя бабка в Калуге живет — мы знаем. А много ли старушке надо — пойдет по лесенке да и оступится. В ее возрасте вещь естественная…"