В 1936 году Перрюш был назначен главным куратором Шмидта во Втором бюро. В этом своем новом качестве он первым делом распорядился, чтобы были отменены любые встречи Шмидта с сотрудниками Второго бюро за пределами Германии. Тем самым Перрюш стремился снизить риск, которому подвергал себя Шмидт, контактируя с французами. Это означало, что регулярным получением от Шмидта ключевых установок для «Энигмы» было решено пожертвовать ради более ценной информации о военных планах Германии.
1 октября 1936 года Рудольф Шмидт получил очередное повышение и вместе с ним чин генерала. Он нередко делился со своим братом секретной информацией, к которой имел доступ по роду службы. Именно от него во Втором бюро узнали, какими быстрыми темпами идет в Германии процесс перевооружения, и о том, что в немецкой армии планировалось применение новой тактики, базировавшейся на использовании танковых дивизий.
Однако меры предосторожности, предпринятые Перрюшем и его непосредственным начальником во Втором бюро Гаем Шлессером, и придуманная ими процедура экстренной связи со Шмидтом, не требовавшая выезда за пределы Германии, неожиданно возымели обратный эффект. В случае острой необходимости Шмидт должен был позвонить Джорджу Блану, французскому журналисту, постоянно находившемуся в Берлине. Если в телефонной беседе Шмидт произносил условленную фразу «Дядюшка Курт скончался», это означало, что он незамедлительно хочет встретиться с Бланом в зале ожидания одного из берлинских вокзалов.
6 ноября 1937 года в 8 утра Шмидт позвонил Блану и произнес парольную фразу. После встречи со Шмидтом в условленном месте Блан отправился прямиком во французское посольство. В 11 утра посол Франции в Германии Андре Франсуа-Понсе получил из рук Блана переданный Шмидтом документ, в котором содержалась информация о состоявшемся накануне совещании Гитлера с представителями высшего военного командования страны. Согласно документу, Гитлер принял решение расширить территорию Германии за счет соседних с ней государств. Первыми в списке этих государств стояли Австрия и Чехословакия.
По инструкции Франсуа-Понсе должен был отправить документ дипломатической почтой. Благодаря предупреждению Шмидта, он знал, что некоторое время тому назад немцам удалось взломать шифр, который посол Франции использовал для засекречивания своих депеш, отсылаемых в Париж. И хотя французы успели сменить взломанный шифр, было очевидно, что немцы не оставят попыток взломать его снова. Несмотря на это Франсуа-Понсе послал донесение Шмидта, пользуясь телеграфной связью между Берлином и Парижем.
Телеграмму французского посла прочли в Исследовательском отделе министерства авиации Германии. Об этом Перрюш, Лемуан и Бертран узнали от самого Шмидта, встретившись с ним одиннадцать дней спустя в Швейцарии. Шмидт был вне себя от ярости. Еще бы — послать столь важную информацию по такому ненадежному каналу связи! К счастью, знакомые Шмидта из Исследовательского отдела рассказали ему о перехваченной и прочитанной телеграмме французского посла прежде, чем Шмидт успел сообщить Блану дополнительные подробности совещания у Гитлера, полученные от Рудольфа. Шмидт передал документ с изложением этих подробностей Перрюшу с условием, что отныне вся получаемая от него информация будет переправляться в Париж, минуя французского посла в Германии.
До сих пор не ясно, почему Франсуа-Понсе нарушил инструкцию. Скорее всего, он посчитал донесение Шмидта настолько важным, что решил довести его содержание до сведения своего руководства как можно скорее. Но тогда не понятно, с какой целью французский посол изложил это содержание столь туманно. В его телеграмме в Париж от 6 ноября 1937 года, в частности, говорилось:
«Вчера во второй половине дня Гитлер провел совещание, в котором приняло участие большое количество генералов и адмиралов… <…> включая генерала Геринга. В газетах об этом совещании ничего не сообщается, и трудно судить о том, чему оно было посвящено. Мне стало известно, что речь на нем шла о сырье и трудностях, связанных с нехваткой железа и стали для нужд военной промышленности. <…> Однако трудно себе представить, чтобы на совещании обсуждалось только это, учитывая, что такое большое количество высокопоставленных военных было приглашено к Гитлеру».
От телеграммы, посланной Франсуа-Понсе, пользы не было никакой. Один вред. Ему следовало либо изложить в деталях имевшуюся у него информацию о состоявшемся совещании, чтобы правительство Франции успело предпринять необходимые меры, либо не упоминать об этом совещании вовсе, чтобы не скомпрометировать самого ценного французского агента. Франсуа-Понсе не сделал ни того, ни другого.
В январе 1938 года на встрече в Берне Шлессер получил от Шмидта фотокопию стенограммы еще одного совещания. Оно состоялось 9 декабря 1937 года в кабинете главы немецкой военной разведки Вильгельма Канариса. Из стенограммы следовало, что немцы пришли к однозначному выводу о том, что Франсуа-Понсе знает о взломе французского дипломатического шифра, что ему известно о совещании у Гитлера больше, чем он сообщает в своей телеграмме, и что все подробности этого совещания Франсуа-Понсе собирается изложить в послании, которое будет отправлено в Париж дипломатической почтой.
Шмидт объяснил Шлессеру, что, будучи прикомандированным к Исследовательскому отделу в качестве представителя шифрбюро, может следить за ходом расследования дела об утечке секретной информации. Познакомившись со стенограммой совещания у Канариса, Шлессер ужаснулся. В ней говорилось:
«На следующий день после совещания у Гитлера Франсуа-Понсе составил точный доклад о том, что именно обсуждалось на этом совещании. Присутствующие были опрошены на предмет имеющихся у них подозрений по поводу лица, явившегося причиной утечки секретной информации. Опрос не дал никаких результатов. Канарис напомнил всем о том, что главная цель данного совещания — любой ценой выяснить, каким образом эта информация попала к Франсуа-Понсе».
Тем временем во Втором бюро была разработана новая процедура связи со Шмидтом. Отныне любые контакты с ним в Германии были категорически запрещены. Для составления своих донесений во Второе бюро Шмидт должен был использовать специальные невидимые чернила. Письма с донесениями Шмидту следовало отсылать по нескольким адресам, один из которых находился в Женеве.
Другое нововведение впрямую затрагивало интересы Бертрана. Шмидту было предложено попытаться перейти из шифрбюро в Исследовательский отдел. Там, по мнению руководства Второго бюро, он смог бы лучше отслеживать разбирательство в отношении утечки данных о совещании у Гитлера.
В 1938 году все без исключения сотрудники Второго бюро, которые знали о существовании Шмидта и знакомились с получаемой от него информацией, пришли к одному и тому же выводу: эта информация не позволяет взломать «Энигму» и читать немецкую военную шифрпереписку. Тогда же во Втором бюро был придуман план операции с целью решить проблему «Энигмы» раз и навсегда. Французские агенты, имевшие контакты с немецкой разведкой, должны были распространить ложные сведения о том, что французам удалось взломать «Энигму». Предполагалось, что немцы, напуганные этим известием, заменят «Энигму» на другую шифровальную машину, которую будет легче взломать.
Доподлинно не известно, получил ли этот план одобрение со стороны руководства Второго бюро. Возможно, оно посчитало, что подобную операцию лучше провести не столько против немцев, сколько против поляков, чтобы вынудить последних рассказать, насколько им удалось продвинуться в работе над взломом «Энигмы». Но каковы бы ни были мотивы, которыми руководствовалось Второе бюро, задумывая свою операцию, Лангер, узнав о ней в 1938 году от Бертрана, пришел в ужас. Он убедил Бертрана на некоторое время отложить ее проведение, клятвенно обещая, что вскоре французы будут должным образом информированы об успехах, достигнутых поляками. Однако Лангер умолчал о том, что нарушил прежнее свое обещание в первую очередь сообщить Бертрану о прорыве в работе над «Энигмой». Ведь польским криптоаналитикам удалось ее взломать еще в 1933 году!