— Дорогой Кошмарик, ты разобьешь меня. Разрушишь меня. Разгромишь каждый кусочек меня и растолчешь в порошок.
О чем он говорил?
— Тот Равновесие так не делал, — возразила я.
— Мы — две стороны монеты. Моя роль — сеять хаос, твоя — нести порядок, как работа Истины — нести просвещение, а Убийцы рода — запутывать.
— Я уже сказала, — твердо сказала я — твердо, потому что он пугал меня. — Я не приму роль, которую не выбирала. Я не выбирала быть Равновесием. У меня нет белого и черного крыла, и волосы не разделены на белую и черную половины. Я не собираюсь творить зло или возвращать баланс, как и порабощать тебя или обманывать кого-то!
— Ты не можешь устоять, ужасный Кошмарик, — прошептал он, целуя мои волосы, пока его пальцы крепко сжимали мои руки. — Ты не можешь теперь играть другую роль. Мы разделены навеки, как солнце и луна, день и ночь, рыба и птица. Я могу восхищаться тобой издалека, почитать тебя, но мы не сможем быть вместе.
— Мы и не были, — буркнула я.
Он смотрел на меня глубокими, как только выкопанный колодец, глазами.
— Ты взяла меня за руку. Дала мне лягушку. Хочешь сказать, что дальше не предложишь мне свою кровь?
Это была следующая часть подтверждения нашего брака? Я поежилась. У фейри всегда все было с кровью. Они не могли думать о другом? Я не могла испечь ему хлеб или создать хорошие стрелы? Нет, нужна была кровь.
Я выполнила два этапа, сама того не желая. Я согласилась на брак нечаянно, я не должна была вовсе соглашаться.
Брак с фейри был неправильным. Это был знак принятия их мира, принятия их или одобрения их ужасов. И я не могла такое сделать. Я должна была сказать ему сейчас, что покончила с ним. Что мне плевать на церемонию брака, ее подтверждение, и что я предала его, как он — меня.
Я помрачнела. Я ощущала слова на языке. Нужно быть смелой. Нужно делать то, что я должна. Никаких ошибок.
Что-то мелькнуло в его глазах, что-то уязвимое. Я резко закрыла рот.
— То, что Фейвальд говорит такое обо мне, — сказала я, скрестив руки на груди, — не делает это правдой. Я выбираю роль. И я — не Равновесие.
Уголки его губ дрогнули в невеселой улыбке.
— Тогда почему, милый Кошмарик, один твой глаз вдруг стал зеленым, а другой — карим?
Я охнула. О чем он говорил? Я потянулась за зеркальцем, но оно осталось в сумке. Мои глаза изменили цвет?
— Твое неудобство радует меня, — сказал Скуврель, вставая на носочки, крылья из черного дыма открылись за плечами. — Тебе нужно забрать вещи, и быстро. Я чувствую, как другой близко, и это означает только одно.
— Что это означает? — спросила я, сняла плащ с клетки Хуланны и надела его.
— Гудят рожки, топают копыта, колотится сердце, и конец мечтаний так ценен, — прошептал он, поймал мою ладонь и поцеловал кончики моих пальцев, глядя на меня с болью.
Но я не давала этому очаровать меня. Я не могла снова довериться ему. Он говорил о дружбе и общих целях. Но был склонен к жестокости, как все фейри. Если я хотела превзойти его и их, нужно было начинать думать, как они, и сделать сердце твердым, как лед.
Глава вторая
Я едва повесила колчан на плечо и привязала клетку к поясу, как рожок пронзил воздух. Звучало как вой волка, смешанный с тоской дудочки.
— Я думала, в Фейвальде нет музыки, — выдохнула я.
Сестра посмеивалась так, что хотелось вонзить нож между прутьев клетки. Я игнорировала ее.
— Это не музыка, Кошмарик, — Скуврель пристально разглядывал горизонт. Его игла была в руке. — Они едут.
— Почему ты хранишь эту иглу? — спросила я. — В Фейвальде точно есть мечи лучше.
— Даже мне можно миг слабости раз в тысячу лет, да, Кошмарик? Или ты хочешь лишить меня единственной радости?
— Я у тебя не забирала ничего, кроме свободы, и я отдала ее.
— Ложь падает с твоих губ ароматным маслом, ужасный Кошмарик. Ты забирала то, о чем и не подозреваешь, — я не знала, были в его тоне тепло или презрение. — Но теперь нужно бежать, или наши жизни обречены.
— Бежать от чего? — спросила я. — Боишься, что фейри будут преследовать меня тут, потому что я теперь Равновесие?
— Они не будут преследовать тебя только тут, Кошмарик. Они будут преследовать тебя всюду, пока тебе не придется убить столько, что кровь потечет реками по Фейвальду. Но мы бежим сейчас не от этого. Пока Кровавая луна на небе, созвана Дикая охота. Этот звук знаменует ее прибытие. Мертвецы гонятся за нами, и те, кого мы убили, уже близко, хотят утащить нас за собой в мир за Страшными дверями. Значит, нам нужно бежать до рассвета, или пока мы не найдем укрытие за дверью, отмеченной землей.