— Почему тут не было статуй раньше? — спросила я.
— Статуй? — повторил Скуврель.
— Фейри, заставшие от Дикой Охоты. Их тут раньше не было. Где они были?
Он рассмеялся.
— Из них ты хочешь сделать армию. Когда Охота закончится, они будут големами. Они проведут остаток жизней, служа нам. Помни это, когда в следующий раз зазвучат рожки Охоты!
Я сглотнула, пытаясь смотреть на природу вместо этого. Это пугало меньше. Как я могла оставаться хорошей в мире, где было столько зла? Как я могла творить добро, когда я была Равновесием? Был ли способ? Если был, я хотела его найти. Я думала об этом, пока мы летели над чудесами, спеша к дому Убийцы родни.
— Когда мы будем там, — сказал Скуврель. — Нам придется дождаться, пока он уйдет, чтобы мы вошли. И это означает, что придется спать где-нибудь в канаве, а потом выйти во время Охоты и ворваться в логово Убийцы родни.
— Я бы хотела отдохнуть.
Я ощутила, как он смягчился от этого.
— Что? — его нежность ощущалась подозрительно.
— Я лишь подумал, что ты будешь громко возражать, если предложить тебе свернуться в моих объятиях.
Мои щеки вспыхнули. Я согласилась спать. Не… то, что он имел в виду. Мой разум не хотел признавать это даже себе.
— Что ты от меня ждешь? — спросила я. — Я вышла за тебя замуж. Я ни за кого теперь не могу выйти — я твоя, буду я жить до старости или умру в процессе. Мои дети будут твоими. Я буду жить и умру твоей, даже если сбегу из твоих рук. Какие у меня есть варианты? Я не могу избежать Фейвальда. Я не могу избежать тебя, потому что ты будешь охотиться на меня. Остается только принять это.
— Или искупить это, — прошептал он. — Спаси нас, Кошмарик. Очисти и спаси нас.
— У меня нет силы сделать это.
— О, есть. Есть, если ты используешь ее, — он умолял. От этого я нервно сглотнула.
Мы летели над бухтой, и русалка выпрыгнула из моря, кожа блестела в ярком свете. Она погрузилась в воду, пропала из виду. Я с трудом не охнула. Этот странный Фейвальд продолжал отнимать мое дыхание от удивления.
Он хотел лишить меня дыхания навеки.
— Где живет Убийца родни? — спросила я.
— В Пузырьлесе, — лениво сказал Скуврель. — Слишком красивое место для такой роли. Он должен жить в доме из черепов, украшенном брошенными надеждами. Боюсь, он не принял роль так сильно, как мог бы.
— Думаю, я могу обойтись без черепов, — сухо сказала я.
— Можешь, Кошмарик? А я думал, что ты ценишь того, кто полностью принял свою роль. Ты же приняла свою, хоть отказалась от крыльев.
— Ты знаешь, что это не так. Я сделала только то, что должна была.
Его тон был резким, хотя он нежно держал меня.
— Разве так не у всех нас? Но ты жестоко осуждаешь нас.
— Послушай. Мне нужна армия, чтобы одолеть сестру и спасти мир смертных. Я нашла армию. Что поделать, если при этом я и исполняю свою роль?
— Видишь, как сверкает тут море, Кошмарик? Видишь, как русалки поднимаются к поверхности и греются на солнце? Они заманивают несведущих в глубины, к себе в постели. Но смертные не могут дышать водой, ты тонешь в глубинах. И что потом? Они прибивают тебя к морскому дну, пока рыба не съест твою плоть. Разве не приятно? Потому они так ярко сияют. Они сияют радостью от убийства врагов. И ты думаешь, что можешь одолеть это отрядом слуг.
— Думаю, мне не нужно побеждать весь Фейвальд, если я могу просто закрыть его от мира смертных.
— Маленькая эгоистка. Твое черное сердце переживает только за себя. Я люблю и презираю это одновременно.
— Эгоистка? Ты думаешь, что я должна оборвать свою жизнь, чтобы дать тебе то, чего ты хочешь, и ты зовешь меня эгоисткой?
Он опускался вдоль берега к скрытой нише, окруженной скалами. Вход из океана едва мог пропустить человека, но край пруда был обрамлен множеством белых ракушек. Ракушки были больше дома, где я выросла, и куда лучше внешне.
— Безопасность теперь в молчании, Кошмарик, — прошептал он.
Его ступни опустились на белый песок в тот же миг, убрал меня за себя и повел по лабиринту ракушек. Он что-то искал. Его глаза разглядывали ракушки, пока он не нашел правильную — с пятном земли вокруг входа. Он тянул меня за собой.
Я ожидала тесноту — и так было, но потом произошло неожиданное. На дне ракушке был маленький пруд, а в изгибе над ним был широкий выступ размером с кровать, и там лежала перина, белые подушки, мягкие белые одеяла.
— Прошу, разувайся, — сказал Скуврель с хитрой улыбкой. — И ты должна полностью раздеться и помыться в том пруду. Ты запутанная, как все мы.
Я покраснела.
— А что будешь делать ты?