И пакет с едой.
Проворно ныряя между деревьями, я шла через парк вдоль дороги. Добраться до соседнего перекрестка, а там поймать такси.
Такси… На вокзал… и домой?
Неужели я это сделаю?
Или это все пустые мечты? Грезы? Кто там по меня вернется?
Да. Я готова. Нет, не так…
Я хочу, чтобы он по меня вернулся. И мне все равно, что он — убийца, что он — вампир. Мне на все плевать…
Если я ему нужна…
Если я хоть кому-то нужна…
Если я нужна ЕМУ…
То я готова ждать. Ждать.
Ждать его.
Это — еще не любовь.
Еще не любовь.
Но я уже не могу выбросить его из головы.
Я уже готова ему подчиняться, соглашаться, терпеть…. делать все, чтобы быть с ним рядом.
Хватаюсь за любую возможность, как за соломинку?
Возможно, да.
Возможно, и не только это.
Что-то тянет меня к нему.
И не хочу я выяснять, что это: безысходность, ненависть одиночества или влюбленность.
Ведь у меня был Арчи. Но ничего подобного я не чувствовала. Ничего так маниакально меня не тянуло к нему.
Все было не так, как теперь.
Не так.
Сошла с ума?
Да.
Да.
Но я этому безумно рада.
В Кайле есть что-то родное. Что-то свое. Жизненно необходимое…
Не знаю. Не знаю, что делать дальше.
Не знаю, но уже стою возле дороги и ловлю такси.
Жадно умостившись на заднем сидении, забившись в мнимый угол между спинкой и дверьми, я принялась развязывать узелок.
Еда, еда…
Как он сказал, сытный "ужин".
Для кого — ужин, а для кого — первая нормальная еда за месяц. Месяц? За год. Год?…
Глава Седьмая
Что же, Кайл. Теперь я жду тебя.
Жду, как ИСТИННЫЙ рассвет. Мой рассвет…
И не важно, соврал ты мне или нет.
Забудешь…
… или передумаешь…
Я все равно буду ждать.
Теперь ты — моя мечта.
Моя вера…
Моя надежда…
ДА, ЧЕРТ ПОДЕРИ, ДА, ТЕПЕРЬ ТЫ — МОЯ ГЛУПАЯ, СЛЕПАЯ ЛЮБОВЬ…
Тяжелый вдох. Тяжелый выдох.
Я неуверенно коснулась рукой двери.
Закрыла глаза.
Снова глубокий вдох.
Мама, мама, как мне тяжело теперь без тебя.
Рука медленно сползла вниз, нежно гладя мои воспоминания, мои переживания, мои лучшие дни.
Теперь все по-другому. Теперь все иначе.
Уже ничего не вернуть. Ничего.
Волю в кулак.
Сердце на замок.
Проглотить слезы и наконец-то сделать шаг.
Шаг вперед…
Или это все еще попятная?
Резкий звонкий стук.
Затаила дыхание.
Дом. Мой дом.
За дверью послышалось глухое шарканье. Тягучие минуты.
Щелчок замка.
Знакомый скрип.
Опухшие, мутные, съеденные желтизной, побитые красной сосудистой сеткой, бугристые карие глаза уставились на меня.
Минута выжидания. Минута раздумий.
— Привет.
— Майя, ты что ли? — едва слышно прошептал мой отец.
— Я.
— Чего давно не появлялась? — то ли легкая обида, то ли интерес плясал в его словах. — Проходи. Зачем торчать у порога, — торопливо отступил пару шагов назад, впуская меня внутрь.
Да уж. Я жадно обсмотрела свой дом. Никаких положительных перемен. Все только хуже.
Куча мусора всюду, пустые бутылки валяются, грязные вещи разбросаны.
Мамин комод продали…
Да и бабушкины часы, наверно, вместе с кукушкой улетели…
— Дэвид дома?
— Да где-то шастает. Кстати, у тебя нет десяточки? Я просто свою заначку потерял. Или этот ублюдок свистнул. Так нет?
— Нет, — грубо ответила я.
Грубо, как и обычно.
Ничего не поменялось.
Ничего… разве, что только хуже стало.
Отец нервно выругался из-за неудачной попытки разжалобить свою дочь и неспешно побрел на кухню.
Тяжелый выдох.
Расстегнула куртку. Руки в боки. Нервно покусываю нижнюю губу.
Пристальный взгляд вокруг.
Что, Майя. Пора за уборку? Пора вспоминать, как жить в этом аду?
Как быть ответственной за все.
За то, что было, за то, что есть, за то, что будет.
За то, что по твоей вине, за то, что и видеть не видела, и слышать не слышала.
Вспоминай.
Но…
Сейчас восемь утра.
Ужасно хочется спать.
Это желание больше походит на манию, чем на прихоть.
Безумный день.
Безумная ночь.
Я больше уже не могу держаться. Не могу.
Кое-как развязала шнурки и стащила ботинки.
Нехотя сняла куртку. Да уж, в такой свалке ее оставлять жалко.
Ну вот, теперь мой диван больше похож на стол в пивной.
Куча бутылок, покрытые цвелью сухари, засохший кусок пиццы, старые газеты, огромные высохшие лужи от разлитого вина и пива. Пропаленные дырки от небрежно брошенных бычков.
Целый склад грязных футболок и носков.
Даже дохлые тараканы завалялся во всей этой сказочной стране.
Злобно сгребла все на пол. Ублюдки.
Ребята из Шестой и то чище живут.
Я приподняла половинку дивана, вскрыв свой сокровенный тайник. Здесь, среди целой груды журналов, я обычно прятала свои вещи, чистую постель, важные документы, старые фотографии, мамины любимые безделушки и свою тайную коробочку со стихами. Или, как я их называла, "авторскими песнями". Вот она, родимая. Уцелела. Выжила…
Я жадно прижала ее к своей груди.
Взгляд невольно уставился вниз, скользнул по всем зарытым, спрятанным от чужих пытливых взглядов, от дурных поступков и злобных шуток, трофеям.
Мама, ты смотришь на меня, смотришь… из черно-белой фотографии. Здесь ты еще молодая, здесь ты еще не вышла замуж за моего отца. Здесь в твоих глазах еще полно надежды, полно грез о счастливой, прекрасной жизни, о сказочном будущем… Ты еще веришь, еще надеешься, что встретишь своего Принца… Что он с радостью станет тебе заботливым, серьезным, ответственным мужем, отличный отцом, опорой и мудрым учителем для твоих детей… Для здоровых, удачливых, счастливых детей. Здесь ты еще жива. Жива душой. Жива сердцем.
Я бессознательно опустилась на пол. Ноги под себя, коленками вплотную к дивану. Отложив тетрадку в сторону, руки жадно потянулись к фотографиям.
Вот ты еще учится в школе. Вот впервые приехала в Бейкерсфилд. Вот ты с бабушкой в ботаническом саду. А вот твоя свадьба. Тут ты счастлива. Счастлива… Говорят, говорят, что счастье в неведенье. Но я бы с радостью отдала свою жизнь, свое бытие в этом мире, променяла всю себя, свое существование на то, чтобы этого брака никогда не было. Никогда вы не встречались. И пусть я бы никогда не родилась, зато ты бы была счастлива. Была бы. Я знаю. Ты обязательно была бы счастлива.
Иначе кто еще заслуживает счастье, как не такие добродушные, чистые, отзывчивые люди, как ты…