Отец все еще удивленно смотрел на меня. Смотрел и молчал.
Я жадно скрутилась на полу в калачик, обреченно уложив голову на диван.
Вот и вернулась я домой.
И зачем?
Кайл думал, что тут будет мне лучше? Безопаснее?
Теперь все, как раньше…
Или даже еще хуже.
Хуже. Но я обещала, что его буду ждать. Здесь ждать.
И если он будет меня искать, то только в этом, моем личном аду… Только здесь.
Теперь я на крючке у собственной надежды. У собственной мечты.
Мне придется все это терпеть ради… глупой мечты…
Я жадно залезла на диван, скрутилась калачиком.
Слезы все еще текли по щекам, смывали мои прежние устои, смывали мое "я", оставляя по себе пустоту и боль.
Сон, сон, забери меня к себе и больше никогда не отпускай.
Не хочу я жить в таком мире.
Мире, где только ложь сладкая. Где только мечты прекрасны.
Где только во сне ты счастлив.
Я хочу туда…
Где любят… искренне и без условий, придирок и желаний в тебе слепить что-то иное, совсем не такое, кем ты есть на самом деле…
Глава Восьмая
— Майя, проснись! — очередной удар с ноги в диван — и тот снова жалобно запищал, нервно содрогаясь своими продавленными пружинами и дряхлой, давно уже сломанной во многих местах, фанерой.
Я испуганно открыла глаза и уставилась на Дэвида.
— Ты не видела мои бабки? Я в энциклопедию клал. А теперь их там нет.
— Нет, не видела и не брала, — едва слышно прохрипела я, сдавливая в себе ненависть. Снова закрыла глаза, пытаясь собрать остатки сна и вновь нырнуть в небытие.
— Ага, они сами исчезли, — злобно крикнул брат, нарочно повысив тон, чтобы не дать мне уснуть.
Нехотя вновь разжмурилась. Скомкав злость, я пыталась изобразить на своем лице равнодушие.
— Я не брала, — отчетливо проговаривая каждый слог, с таком и расстановкой, прошипела я.
— Конечно, пока тебя не было, бабки всегда лежали на своем месте. А теперь вдруг пропали.
— Может, батя взял.
— А, может, все-таки ты? Лучше признайся, иначе будет хуже.
— Не брала. Я же уже сказала, — и на последнем слове перевернулась на другой бок.
ДАЙТЕ МНЕ ПОСПАТЬ! Дайте закончить этот долбанный день.
Резиновые сутки из двадцати четырех часов нахально раскатались в тридцать.
Но не успела я провалиться в сон, не успела кончиками своих душевных щупалец дотронуться к покою, как вдруг дикий крик, дикая какофония сумасбродных звуков вернула меня обратно.
Дэвид врубил в комнате очень громко музыку и, судя по звону посуды, ушел на кухню пытаться сообразить себе, что можно поесть.
— ВЫКЛЮЧИ ЭТО ДЕРЬМО! — завизжала я на всю глотку, пытаясь перекричать это глупое хрипение под однотипное мычание пары-тройки аккордов.
То ли он не услышал, в чем я сомневаюсь, то ли, как зачастую и бывало, просто проигнорировал…. но в нужном направлении сдвига никакого не произошло. По-прежнему плясал на кухне, пытаясь сварганить жалкое подобие обеда.
Еще минута выжидания, еще минута болезненного терпения жуткого сплетения дикого визга и едкого шипения — и я поспешно сползла с дивана.
Резкие, с нарочным, злобным топотом по полу, шаги — я добралась до нервно орущего магнитофона. Раздраженный стук по кнопкам — жалобный, прощальный писк, и умиротворенная тишина.
Секунда тишины.
Вдруг из кухни донесся громкий звон посуды.
Буквально секунды — Дэв вбежал в комнату, уже пыхтя от ненависти.
— КАКОГО ХЕРА? Ты включала?
— Я спать хочу.
— Ночью спи, не хрен, днем валяться в постели. Еще раз тронешь, — и он резко ткнул пальцем в сторону магнитофона, — руки выломаю. Нашлась мне тут хозяйка.
Спешный шаг к плееру — и вновь включил. Вновь дикое ржание коней под безобразную музыку.
И побрел на кухню…
Сдержав в себе маты, сдержав всю свою злость, тихо скрипя зубами, я схватила свои ботинки. Быстро вскочила в них. Невнятная шнуровка. Куртку на плечи — и выбежала из дому.
Нет мне покоя. Нет. И никогда не будет.
Единственная моя надежда, единственное мое дружеское плечо, единственное, что до сих пор удерживало меня от повторных попыток суицида, это был Браян.
Мой старый друг Браян.
Мой ровесник.
Самый старший из детей в семье.
Сын, брат и заместитель отца.