— Что прикажете-с?
Сипаков стоял в той позе, в какой обыкновенно являются к начальству с докладом, только на физиономии его выражалась не та изысканная, доведенная до крайних пределов почтительность, а какое-то «себе на уме». Его осовелые немного глаза, его усы, лихо закрученные помадой с воском, эти шевелящиеся морщинки на висках так вот и говорили: «А как я тебя, любезный, сейчас передергивать стану, держись!»
— С господином Бржизицким имею честь говорить?
Иван Демьянович пристально посмотрел на капитана и ответил не сразу.
— Да вам что угодно? — предпочел он, немного помолчав, эту уклончивую форму.
— Не благоугодно ли будет устроить обстановку так, чтобы нам не могли помешать. Господин, что сейчас вышел, обещал скоро вернуться, а дело такое, что всяк посторонний...
— Подождите четверть часика в соседней горнице; я сейчас к вашим услугам! — заинтересовался Иван Демьянович и не без досады посмотрел на дверь, в которую снова должен был войти Юлий Адамович.
— Буду ожидать. Я здесь налево, сейчас у крайнего столика!
— Очень хорошо-с!
Сипаков вышел.
Катушкин начал соображать.
«Бржизицкий сегодня только приехал, этот тоже. Очевидно, они друг друга не знают. Хочет что-то сообщить; видимо, дело важное. А ну, как?..»
Иван Демьянович даже на диване заерзал от нетерпения.
В дверях появился Павлушка-официант.
— Юлий Адамович... — начал было он во все горло.
— Тс! Говори тише.
— Юлий Адамович просили извинить-с: нездоровье какое-то приключилось; взяли дрожки и домой поехали... — договорил Павлушка совсем уже шепотом.
— Домой уехал, гм... Это верно?
— Сам видел-с. Я им еще фуражечку на крыльцо вынес. Сели и поехали, говорят: «Поди, мол, скажи...»
— Ну, ладно, проси господина, что был здесь сейчас!
— Э, гм!.. — откашлялся за дверями Сипаков.
— Пожалуйте-с!
Иван Демьянович сделал рукой пригласительный жест. Сипаков собственноручно запер за официантом дверь и даже поискал глазами крючка или какой-нибудь задвижки.
— К вашим услугам! — привстал Катушкин.
— Это тоже, позвольте-с... все вернее будет, а то тут народ, я вам доложу, чуткий!
Сипаков направился к окну и тоже тщательно прихлоппул его, хотел было притворить каминную дверцу, да, должно быть, раздумал.
— Видите ли, в чем дело-с, — начал он, присев на стул. — Люди вы это богатые, с капиталом, я же человек маленький, кроме жалованья ничего не имею...
«Вот тебе раз, никак, просто-напросто, на бедность просить пришел?» — подумал было Катушкин.
— Не приобретете ли вы у меня один документик?
— Какой документик?
— Акция такая, что ни на одной бирже не появлялась еще, а на охотника ежели — больших денег стоит!
— Ну-с?
Катушкин смотрел на Сипакова, Сипаков на Катушкина. Первый недоумевал, в чем дело, второй, видимо, собирался, что называется, огорошить.
«Ведь и не сморгнет!» — подумал Сипаков, запуская руку за пазуху. — Да что тут долго тянуть. Это вот видали-с? Извольте прочитать!
И Сипаков, вытащив из кармана аккуратно сложенный большой лист, четко и крупно исписанный, подал его Ивану Демьяновичу.
Молча взял в руки Катушкип бумагу, развернул ее и начал читать, подвинувши к себе канделябр поближе. Сипаков наблюдал за читавшим, поглядывая через верхний край развернутого листа.
Лихорадка начала трясти лопатинского поверенного при чтении этого документа, пальцы впивались в прыгающий перед глазами лист и оставляли на нем потные пятна.
— Э, гм! — откашлялся Катушкин и, не отрывая глаз от строк, ощупал дрожавшей рукой стакан и жадно глотнул из него раза два. У него в горле все пересохло и даже в глазах зарябило от сильного прилива крови.
«Разобрало!» — замечал Сипаков все изменения на широком, побагровевшем лице читавшего.
Катушкин снова принялся перечитывать.
— Это не его рука, это копия! — произнес он и сам не узнал своего голоса.
— Копия-с! — улыбнулся Сипаков. — А вы думали, вам оригинал-то, документа самый, так и вручат сразу? Мы тоже не ногой сморкаемся...
— Письмо это с вами, настоящее?
— А там как придется... пока в нем не предстоит надобности. Вот мы, как следует порядочным людям, потолкуем, в цене сойдемся, а там из рук в руки...
— Однако вы из ловких!
— По простоте-с!
— Какую цену желательно вам получить за это письмо?
— А как вы полагаете?
— Где вы его взяли?
— Невидимо Господь снискал своей милостью!
— Дело, знаете, вышло серьезное... Что нам тута в трактире решать! Не поедем ли мы лучше к моему хозяину: совместно и порешим? Может, и кончим сразу... — вкрадчиво начал Катушкин.