— Да, полно, трусость ли это?
— А то что же?
— За последствия боятся, вот что!
— Гм, за последствия... какие там последствия!.. А вот еще один случай; приезжаю я на станцию «Джалавлы» — тут сейчас перед Кара-Кумами станция такая есть. Ну-с, приезжаю я в Джалавлы…
В зал быстро входят, почти вбегают, два молодых офицера в линейных мундирах; подпоручик Душкин и поручик Милашкин.
— А я увидал! — возглашает поручик Душкин.
— Я тоже видел! — сообщает также во всеуслышание поручик Милашкин.
— Кого, кого? — послышались вопросы.
— Обитательниц двадцать шестого номера! — в один голос произнесли вбежавшие. — Они теперь обе ходят по коридору: одна по своей охоте прогуливается, а другая уговаривает ее опять уйти в комнату, — потеха!
Несколько человек быстро встали из-за стола, задвигав стульями.
— Ты постой, братец, не убирай, — обратился к слуге зеленоватый господин, подхватывая портфель под мышку. — Ты, Манюся, подожди меня здесь!
Но его Манюся уже давно выскочила в коридор, дружески кивнув головой подпоручику Душкину и толкая слегка под локоть поручика Милашкина.
— Так вот приезжаю я в Джалавлы... — говорил господин с бакенбардами. — Э, да что там такое?
Его уже никто не слушал.
— Адель, mais flnissеz... это скандал! Посмотри, сколько их набралось... — уговаривала свою дочь Фридерика Казимировна, стоя в отворенных дверях своего номера.
Действительно, целая толпа, плотно притиснувшись друг к другу, заняла весь выход из коридора. Передние, несколько смущенные, мяли в руках захваченные со стола салфетки, задние напирали на передних. Каждый хотел, будто бы нечаянно, пройти по коридору мимо наших барынь, но маневр этот положительно не удался вследствие многочисленности маневрирующих.
— Ах, мама, да мне-то что за дело! — огрызалась Адель.
— Но это скандал! — шептала Фридерика Казимировна.
— Ай — невольно вскрикнула Адель, обернувшись: она только что сейчас заметила сборище при входе в коридор.
— Ну, что я говорила!.. Ты забываешь, что мы не в Петербурге, где никому нет ни до кого дела! — язвительно упрекнула ее г-жа Брозе, захлопывая дверь,
— Да это звери какие-то: я даже перепугалась, — говорила Адель. — А этот, что похож на Жоржа, он живет как раз напротив, дверь в дверь. Я видела, он сидел за письменным столом и что-то писал, а когда я вышла, он подошел к двери и все время стоял на пороге!
— Какие глупости тебя занимают!
— Он мне даже поклонился слегка!
— Ах, Ада, вот видишь, до чего доводят твои шалости!
— Я ему поклонилась тоже!
— Проклятый Катушкин!
— Господин тут вас один спрашивает! — доложил коридорный Василий, входя в номер и протягивая г-же Брозе маленькую бумажку.
— Кто такой? — спросила Фридерика Казимировна и сердце у ней ёкнуло.
— Господин, приезжий из степи; они там-с, в конторе; приказали записку отдать и ответ чтобы сейчас!
— Мама, это Катушкин! — произнесла Адель, пробежав записку и передавая ее матери.
— Проси! — произнесла Фридерика Казимировна, села на диван и приняла позу.
Коридорный Василий скрылся за дверью, и слышны были его торопливые шаги, когда он пробежал по коридору и начал спускаться по лестнице.
Адель встала спиной к окну и не спускала глаз с двери. И мать, и дочь сосредоточились на ожидании.
V
В Губерлях
— Какая гроза нынче ночью будет, страсть! — произнес ямщик из местных казаков и стал тянуть из-под себя запасной халат.
— Да, что-то подозрительно солнце садится! — заметил Ледоколов — Чу! Гром никак?!
— Ветер из Чумного ущелья рвется; вот оно и гремит по горам; завсегда так, — объяснил казак происхождение глухого грохота, доносившегося до слуха путешественников. — Эй, вы, дьяволы, пошевеливайтесь, что ли!..
Он подобрал вожжи и подхлестнул пристяжную; та наддала задом и шарахнулась вбок, нажавши на оглобли; какой-то угловатый черный камень торчал у самой дороги и встревожил подозрительного коня.
— Испужалась!.. Нам бы только до станции добраться, а там ночевать будете, потому — в эту пору никто вас Губерлями не повезет!
— Опасно, что ли?
— Косогоры, обрывы, дорога чистый камень — скользко; опять не видать ничего. Долго ли до греха!
Сильный порыв ветра, налетевший совершенно неожиданно, чуть было не сорвал шапку с головы Ледоколова; тот уже почти налету прихватил ее рукой.
— Надо верх поднять. Подержи лошадей!
Звон колокольчика и стук колес по каменистой дороге замолкли, когда ямщик остановил лошадей. Глухой, заунывный вой доносился снизу из ущелий, затянутых темно-сизым туманом. Солнце село за громадную черную тучу, медленно поднимавшуюся из-за горизонта. Ярко-красный, багровый свет пылал из-за этой тучи, и, словно раскаленные, рисовались на вечернем небе отдельно разбросанные, скалистые вершины. Дорога шла по уступам каменистых холмов, беспрестанно поднимаясь и опускаясь. Направо и налево чернели местами глубокие трещины; жалкие кустарники цеплялись кое-где по откосам.