— Ишь, волками какими смотрят! — заметил Ледоколов.
— Не с чего им барашками прикидываться, — произнес Бурченко. — Вон женщины их едут. Вы еще не видали, чай, таких амазонок?
Он указал на две оригинальные фигуры в красных архалуках и в высоких белых тюрбанах, карьером пронесшиеся мимо тарантаса.
— Гм, наездницы...
— А вон кибитки стоят. Видите? Вон правее, верстах в трех, словно улья торчат!
— Вижу.
— Вот погодите, поближе их рассмотрите. Долго нам не видать теперь другого жилья, кроме этих кошемных дворцов!
Помолчали с полчасика.
— А мы ведь уже чересчур тихо едем! — начал Ледоколов.
— Да, не торопимся! — отвечал Бурченко.
— Что же, мы всю дорогу будем так тащиться?
— Надо полагать!
— Эй, ты, как тебя звать, погоняй, что ли! — Ледоколов, приподнявшись, толкнул легонько в спину дремавшего ямщика.
— Гей, гей! — сипло прикрикнул киргиз, махнул лениво рукой и опять задремал; только теперь спустился с козел на самые дроги, вероятно, во избежание повторения побудительных толчков Ледоколова.
— Оставьте, толку никакого не будет, поверьте, — говорил Бурченко, — клячи их совсем заморены. Ведь раза два в день гоняют, а станция без малого полсотни верст.,. Доедем как-нибудь!
Пришлось переезжать через широкую водомоину, на дне которой стояла сгустившаяся от летних жаров, черная илистая грязь. Тихонько спустились туда лошади, завязили тарантас по самые ступицы и стали.
А по дороге навстречу ехал конный киргиз, в поводу вел он другую лошадь, тоже оседланную. Увидел он тарантас, остановился в стороне и стал равнодушно поглядывать; чем, мол, все это кончится?
Побился немного с усталыми лошадьми проснувшийся ямщик; вылезли пассажиры, даже сами приняли участие, ухватившись за какие-то веревочки; покричали, пошумели, похлестали лошадей по бокам и под брюхо... Тарантас с места не двигался.
А тем временем к киргизу, безучастному зрителю, подъехали еще человека три верховых и тоже остановились неподалеку, молча наблюдая за всем происходившим.
— Ну, что же мы будем делать? — спросил ямщика Бурченко по-киргизски.
— А ничего, видишь, не берут; устали очень и не берут! — отвечал спокойно киргиз; сплюнул, почесал спину и отошел в сторону.
— Отдохнут — возьмут! — хладнокровно произнес он в ответ на недоумевающие взгляды Ледоколова.
— Подсобите, вы, эй! — крикнул Бурченко киргизам-зрителям.
Те переглянулись, усмехнулись и не трогались с места.
— Что же вы?!
— А нам что! — отвечал один из них. — Почем баранов продал, Гассан, вчера в Орске? — обратился он к товарищу, слезшему с лошади.
— Дешево. Мясники там сбились; цены настоящей не дают, а назад в степь гнать не хотелось!
— Да помогите же! Что вам трудно, что ли?
— Лошади к вашим арбам непривычны!
— Я заплачу вам, коли хотите! — вел Бурченко переговоры.
— А что дашь?
— А вот это дам!
Бурченко показал двугривенный.
— Мало!
— Два дам!
Киргиз отрицательно покачал головой.
— Ну, больше не дам.
Киргизы еще раз переглянулись и тронулись своей дорогой.
— Дайте, сколько хотят. Не сидеть же нам, в самом деле, пока отдохнут эти клячи! — обратился Ледоколов к своему товарищу.
— Погодите, я их натуру знаю! — произнес Бурченко, полез в тарантас и принял там самую спокойную позу, словно действительно намерен был хоть целые сутки провести в таком положении.
— Ну, хорошо! — неожиданно подъехал сзади вернувшийся киргиз. — Мы тебе поможем... Гайда, берись!
Два всадника заскакали с обеих сторон тарантаса, подхватили его веревочными арканами, гикнули и вынеслись на противоположный берег водомоины. Только комья грязи полетели из-под колес, и испуганные почтовые лошади еще с добрую четверть версты пронеслись вскачь, путаясь в оборвавшихся постромках.
— Ну, давай деньги! — подъехал вплотную к тарантасу один из помогавших киргиз.
Бурченко расплатился.
— Мы смотрели: будешь ты бить ямщика или не будешь?
— За что же бить-то его?
— Ваши ведь все бьют наших. Ну, так вот мы и смотрели. За то и помогли, что не бил, а стал бы бить, мы бы... — Киргиз замялся немного, пряча деньги в плоский кожаный кошелек, висевший у пояса.