— Очень жаль.
— У тебя имя есть, друг?
— Лоренс. Лоренс Пил.
— Лоренс.
— Ну, или Ларри. Но называйте меня Пил. Босс считает, что это звучит более… знаете ли… Во всяком случае, он так полагает.
— Показывай, куда идти, Лар.
Пил указал направление, одновременно надевая фуражку и принимая почтительную позу. Он развернулся, балансируя на каблуках.
— Ваш багаж, господин Делл. Мне нужны ваши багажные квитанции.
— У меня только один пакет. — Скэлли бросил его шоферу, поймал табличку, которую тот выронил, и выбросил ее в корзину для мусора.
Пил держал пакет перед собой на вытянутых руках, чтобы не запылить свою форму, пока они протискивались сквозь толпу.
— Извините, что не смог вас встретить у входа, господин Делл. В этом аэропорту строгие правила.
— Назови мне хотя бы один, где бы их не было.
— Я имел в виду, как это называется, аэропорт, где нельзя встречать пассажиров, если на руках нет билета.
Они шли по тротуару перед терминалом. На горизонте виднелся Манхэттен, выглядевший издалека макетом.
— Полагаю, ты знаешь дорогу на Саутхэмптон, Лар?
— Саутхэмптон? Босс приказал отвезти вас в Уолдорф.
— Ну-ка, Ларри. Глянь-ка на меня повнимательней. Здесь я босс. — Скэлли сел в серый лимузин «пульман-600» — шестидверный, со встроенным баром, с телевизором, видеомагнитофоном, приемником и кассетной декой, проигрывателем компакт-дисков и телефоном. Кому мог понадобиться шестидверный лимузин? Ах, да — для инвалидной коляски.
Он снова надел наушники и стал перебирать струны на воображаемой гитаре под неистовую музыку песни «Лайк э рок». Скэлли включил телевизор и поймал трансляцию игры в бейсбол, но звук не включал. Играли команды «Метс» и «Кабз». Изумительная это штука — бейсбол, как музыкальное сопровождение к жизни, где любой другой вид спорта лишь прерывал его. Выезжая со стоянки, он посмотрел в затемненное стекло лимузина и — как раз вовремя — увидел злобно выглядевшую медсестру, которая выкатывала из дверей дряхлого старика в инвалидной коляске. Медсестра и старик несколько раз посмотрели вправо и влево. Старик делал это более медлительно — голова у него держалась на жиденькой шее.
Рэчел Филлипс глубоко вдохнула в себя приличную дозу наркотика из стеклянной трубочки и передала ее Скэлли.
— Нет, спасибо.
— Воздерживаешься или уже забалдел?
— Я балдею от жизни. — Он улыбнулся, обнажив при этом белые зубы, ослепительной улыбкой, известной всем по рекламе бутербродов «хотдог». Эта улыбка превращала непорочных девушек в брызгающих слюной ведьм. Он пользовался этой улыбкой в ресторане, где официантки с готовностью меняли ему блюда. Благодаря этой улыбке, он выходил сухим из переделок, хотя иногда она была и причиной того, что он в них попадал. Однако на эту богатую суку улыбка не подействовала — по зубному мосту она определила, что он ставился не у самых престижных дантистов.
— У тебя очень хорошие рекомендации. — Рэчел отложила трубочку в сторону и поднялась, как кобра из корзины фокусника. Выражение лица вдруг стало сразу деловым. — Если твои услуги не будут слишком дорогостоящими, то, возможно, мы ими воспользуемся.
— «Если»… Вы не слишком уверены.
Ее взгляд стал жестким:
— Когда берешь человека не из наших, то иногда не бываешь уверен.
Скэлли подумал про себя, что ему следует закрыть школу лыжников и вместо нее открыть школу для богатых сучек, пожелавших стать наркодельцами. Он учил бы их ругаться, выходить на поверхность Луны и, прежде всего, тому, что осторожность — это фигня на постном масле, ибо суть заключалась в том, что те, к кому относишься с опаской, боятся тебя больше, чем ты их.
— Я беру пять процентов от розничной цены товара. Ты можешь поднимать брови от удивления так высоко, как тебе хочется, радость моя, но ты не менее удивилась бы, если бы знала, что это чуть больше издержек, на которые я иду. В любом случае, если хочешь поторговаться, то я посоветовал бы тебе не толковать о делах в таких местах, как это.
Другого такого места найти было нельзя. Дом был точной копией особняка Монтчелло. Он был возведен еще дедом Рэчел (питомцем Вирджинского университета, хотя далеко не демократом и последователем Джефферсона). Когда дом перешел по наследству к Рэчел (ее бабушки, дедушки и родители умерли к тому времени), она внесла в обстановку некоторые изменения, выбросив английскую мебель XVIII века, мебель в стиле Людовика XVI и Карла X, эпох Регентства, королевы Виктории, королей Георгов и эпохи Директората, веджвудский фарфор, майолику, персидские ковры, портреты собак и книги. Вместо этого она обставила дом в духе современного дизайна. Тут было всего понемногу: Розмари Кастро, Жан Дюнан, Роберт Заканич, Корд, Рульман, Роджер Митчел. Все они дополнялись сауной, кортом, комнатой в стиле «Наутилус» и солярием.