Он улыбнулся:
— У нас с тобой есть о чем побеседовать. — Он поднял ее с коленей и поставил на землю, как младенца. — Вот так. Я опускаю тебя на землю. Давай принимать друг друга такими, как мы есть. Согласна? И тогда из этого может получиться что-нибудь хорошее, Сюзан Жентмихалий.
— Ты говорила, что он заболел, — сказала Кэрри.
— Он мучился от сильных болей и поэтому принимал много наркотиков. Он искал все более сильнодействующие успокаивающие средства, и таким средством на некоторое время стал героин. До тех пор, пока он не стал употреблять его в таких количествах, что не только убил боль, но и себя самого.
— Тогда почему ты с ним поехала в Калифорнию?
— Я не то, чтобы с ним поехала. Я сопровождала его на его же похороны.
— Его родители там жили?
— Его родители умерли. У него был брат и две или три сестры. Они хотели похоронить его с родными.
— А в каком городе?
— Кэролин, почему ты задаешь так много вопросов?
— Я хочу знать. Вот почему.
— Барстоу. Это нигде. В пустыне.
— Ты из-за него пошла в полицию?
— Он стал причиной.
Помолчав немного, Кэрри сказала:
— Я иногда думаю — если бы ты и папа не встретились, если бы ты и он женились на других и у вас были бы дети, они были бы как-нибудь похожи на меня, эти дети, или совсем не похожи, или… Что случилось?
— Ничего.
— Но ты плачешь.
— Я буду скучать без тебя, вот и все.
— Мне тебя тоже будет не хватать, мама.
Лежа на удобной кушетке, головой и ногами на подлокотниках, Гарри Кельнер, одетый в белый, спортивного покроя пиджак, голубую майку, белые брюки, в сандалиях на веревочной подошве, с золотыми часами на руке, с зачесанными пятерней волосами и бакенбардами, был похож на Дон Джонсона хромоногого — раннего Дон Джонсона, у которого не появилась еще седина. Но впечатление портил белый пудель, спящий у Кельнера на животе.
— Знаешь, что толкнуло меня стать «певчей птичкой»? — спросил Кельнер. — «X» никогда об этом не спрашивает.
«X», — догадалась Сюзан, — было начальной буквой фамилии Хемингуэй, рабочего имени Барнса.
— Он думает, что это из-за того, что мне грозил двадцатник в тюрьме, но вся причина в том, что у меня СПИД. Через год, два, три — кто знает — я буду покойным великим Гарри К., поскольку все, на кого я напел, придут искать меня.
Если Гарри был «голубым», зачем тогда здесь эти плакаты с обнаженными девицами? Чтобы отвлечь подозрения клиентов-наркоманов? Это выглядело довольно смешно: наркоманы не хотели получать «зелье», так или иначе убивающее их, от человека, возможно зараженного СПИДом.
— Расскажи мне о Ките.
— Я уже рассказывал «X».
— Теперь расскажи мне.
— Я помогал одному парню составить его фоторобот. Вот как он выглядит.
Сюзан ждала. Подумав немного, Кельнер хлопнул ладонью по колену:
— Как я уже говорил «X», месяц, а может, полтора, назад мне позвонили. Звонил один хлыщ, прибывший из Нью-Йорка. Он хотел заполучить имена «мулов», нелегально провозящих наркотики из Мексики, и спросил, могу ли я оказать ему содействие. Он сослался на заслуживающих доверия людей, был готов заплатить за посреднические услуги, а я как раз знал кое-кого, кто искал работенку, связанную с частыми поездками на восточное побережье. Как я уже говорил «X», роста он среднего, худощавый, хорошо одетый, платиновый блондин, глаза карие, как мне кажется. Он представился Китом, но кто, черт возьми, представляется своим подлинным именем? Это все, что мне известно. Он здесь быстро появлялся и так же быстро исчезал.
— А кто «мул»?
Кельнер покачал пальцем из стороны в сторону:
— А к этой песенке я слов не знаю. Этот парень — мой друг, мы вместе рисковали, я дал ему работу «мула» в качестве услуги и не хочу подводить его под монастырь.
— Люди Кита ухлопали агента, Гарри. Я хочу достать их, а не твоего «мула», но он — связующее звено.
Кельнер немного поиграл когтями собаки.
— Он поймет, что я его выдал.
— Конечно же узнает, Гарри. Я вхожу в игру, и мне необходимо некоторое доверие. Твое имя будут произносить по всему городу.